а я полагаю, что считали, тогда сами они были вылитыми персонажами «Барни Миллера»[13]. Все они сидели за одним длинным столом с двумя телефонами, которые передавали от детектива к детективу. Когда один из телефонов звонил, полицейский бил по концу трубки так, что она подпрыгивала вверх, хватал её и рычал «да, полиция Буффало», требуя от звонящего рассказать, в чём дело.

Во время ночных смен в этом городе с высокой преступностью многие звонили сообщить о телах. Детективы выезжали на места, узнавали имена, собирали улики и забирали тело. Если могли, то совершали арест. В противном случае дело передавалось дневной смене детективов, которые и без того были загружены другими расследованиями.

Хотя у них был странный подход к работе – по крайней мере, на мой взгляд – копы Буффало были рады оказать нам помощь. Они дали нам достаточно информации понять, что двое из подозреваемых уехали в Рединг, Пенсильвания. Мы с Бобом планировали отправиться за ними. Местные копы сказали, что к тому времени как раз закончиться забастовка и можно будет поехать взглянуть на машину.

В Рединге мы с Бобом встретились с детективом, знавшим проститутку, которую рассчитывали найти. Мы отправились вести наблюдение за зданием, в котором она находилась. Через несколько часов у местного полицейского разрядилась батарея в рации. Уверенный, что не пропустит ничего важного, он отправился переулками к полицейскому участку за новой.

Конечно же, вскоре после того, как детектив скрылся из вида, из здания вышла нужная нам девушка. Она села в машину и поехала. У меня не было выбора, кроме как последовать за ней. Она проехалась немного по району и остановилась на светофоре. Я посмотрел в зеркало заднего вида и увидел бегущего ко мне детектива. Он запрыгнул внутрь, и мы поехали за нашей целью. По дороге он объяснил, что должен был вернуться раньше, но по пути полицейский патруль арестовал его за бродяжничество, не признав за одного из своих, работавшего под прикрытием.

Когда мы наконец остановились и опросили нашего свидетеля, она мало что смогла рассказать по случаю Уилкокс, но дала знать, что двое других свидетелей вернулись в район Буффало. Самолёт вернул нас обратно туда, где слава богу, снова работали снегоуборщики.

Имея ордер, мы могли изъять машину, но наткнулись на трудность. Для снятия отпечатков пальцев внутри салона я попросил полицейских Буффало воспользоваться новой техникой с использованием суперклея. Для этого нужно было разместить внутри машины портативную плитку и нагреть ёмкость с суперклеем: пары от клея оседают на отпечатках, которые потом можно снять. Полицейские Буффало никогда не слышали об этом методе и не могли нам помочь. Но вызвались доставить машину на грузовой поезд до Сиэтла. Я сказал, что у нас не было судебного распоряжения на то, чтобы забрать её с собой, но, кажется, это не имело для них большого значения. Они ненавидели бюрократию и просто хотели сделать свою работу. Потребовалось достаточно почесать языками, чтобы отговорить их. (Я также попросил их вывести нас из «специального» предложения по отелю, которое они организовали. Мы платили по пятьдесят долларов за ночь, но квитанции получали на семьдесят пять. Они не смогли понять, почему мы отказались от этого «командировочного бонуса».)

В итоге, мы попросили ФБР провести тест с клеем, но они не нашли ничего ценного. Как мы узнали позже, это была вообще не та машина. А что касается свидетелей, то в их поисках детектив из Буффало отвёз меня в каждый захудалый район города. По каждому адресу я выходил и запирал машину. После третьей или четвёртой остановки он посмотрел на меня и сказал: «Хватит запирать сраные замки. Я хочу, чтобы кто-нибудь уже угнал этот кусок дерьма».

В итоге наши свидетели обнаружились на Ниагарском водопаде, но оказались сплошным разочарованием. Они знали Лиэнн Уилкокс, но не смогли рассказать о её смерти ничего нового. После недели в дороге, мы с Бобом Ламория вернулись в Сиэтл с пустыми руками. Но у нас имелось несколько историй для повышения морального духа целевой группы.

Через неделю после нашего возвращения с Восточного Побережья, в центре Сиэтла прошёл марш под названием «Вернём себе ночи», в котором приняло участие четыреста человек. Некоторые из участников были друзьями и родственниками жертв «Убийцы с Грин-Ривер», но большинство было женщинами, много времени проводившими на улицах, и члены местных активистских организаций.

На их плакатах отражались простые призывы. Некоторые непосредственно относились к серийным убийствам. Другие затрагивали более широкие вопросы, касающиеся прав женщин и положения тех из них, кто работал в так называемой секс-индустрии:

«ОСТАНОВИТЕ УБИЙСТВА ГРИН-РИВЕР»

«НЕТ ПЛОХИХ ЩЕНЩИН, ЕСТЬ ТОЛЬКО ПЛОХИЕ ЗАКОНЫ»

«ИЗБАВЬТЕ НАС ОТ НАСИЛИЯ»

Я бы поспорил с утверждением, что законы, направленные на борьбу с проституцией – были плохими. Если бы вы знали столько проституток, сколько я, и видели, как они каждый день подвергались насилию и унижениям, вы бы тоже захотели, чтобы именно закон остановил это. Но я не мог винить тех, кто хотел, чтобы убийства прекратились. Мы все должны были вернуть ночь и сделать её безопасной для каждого.

Однако был один большой плакат, вызвавший у меня негодование, который несла мать Опал Миллс. На нём говорилось:

«УБИЙСТВО МОЕЙ ДОЧЕРИ = ОЧЕНЬ ЖАЛЬ.

УБИЙСТВО ДОЧЕРИ ПОЛИЦЕЙСКОГО = УБИЙЦА НАЙДЕН

НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ»

Я знал, некоторые люди думали, мы недостаточно усердно ведём расследование, потому что жертвы не были выходцами из среднего класса. Но также я знал – мы отдавали делу все силы, какие могли. Невозможно было выложиться ещё больше, и миссис Миллс должна была это понимать. Мы готовы были ответить на каждый её вопрос о работе и не скрывали нашего разочарования.

Я понимал, любой родитель, чей ребёнок был убит, проходит через естественный психологический процесс, включающий гнев и горе. Любой в таком состоянии хочет назначить виновного, а кого же ещё винить, как не полицию? Понимая их горе, я снисходительно относился к их критике. Но были большие проблемы с людьми, хотевшими сделать политические заявления за наш счёт. Мы не были частью какой-то антиженской организации. Мы были мужчинами и женщинами, чувствовавшими утрату жертв Грин-Ривер, и порой горевавшими вместе с теми, кто остался. Мы работали тысячи часов сверхурочно. Мы жертвовали временем, которое могли провести со своими собственными детьми. А они говорили, что нам всё равно.

В общем, я понял, что у многих людей нереалистичный взгляд на работу полиции. Они верят, мы можем раскрыть любое преступление, если постараемся. У нас есть хорошие