— Нет, — жестко сказал Таран. — Ложись на заднее сиденье, а я на переднем прикорну.

— Понятно… — сказала Даша. — «Забирай свои игрушки и не писай в мой горшок». Ладно! Примем к сведению вашу нравственную чистоту.

Они устроились так, как предложил Юрка. Даше, конечно, было покомфортнее, чем Тарану, потому что заднее сиденье удобнее, но он не позволил себе даже взглянуть в ту сторону.

Солнце машину не грело, комары, как ни странно, особо не донимали, воздух был свежий и приятный, а усталость — от нервов, должно быть! — очень сильная. И Даша, и Юрка просто-напросто заснули. Не задремали, а именно заснули крепким, что называется, здоровым сном. И не на час, а до самого вечера, больше того — до ночи. Ибо, когда они открыли глаза, пробудившись, их окружала непроглядная темень ночного леса.

— Вот это дрыханули! — озадаченно пробормотал Таран. На часах было уже 0.23. Не меньше десяти часов проспали, выходит!

— Классно! — потягиваясь, как кошка, отозвалась с заднего сиденья Даша. — Потрахаться не хочешь, птенчик? Забесплатно…

Издевалась, гадина! Юрка постарался ответить позлее, пообиднее:

— Мне одному за восемь мужиков не справиться. А тебе, наверное, еще больше нужно. Вафельница!

Но Дашу этим было не пронять. Она уже такого по жизни наслушалась, что Тарановы оскорбления были как детский лепет. К тому же Даша прекрасно понимала, что заставляет Юрку говорить грубости. А заставляли его это делать жалкие остатки той любви, которую Даша разбила своим предательством. И ее, много от мужиков натерпевшуюся за эти два года, проведенные в Москве, радовала возможность хоть чуточку отплатить за свои унижения. Правда, отыгрываться приходилось на том, который ей ничего плохого не сделал…

— А что, — вызывающе произнесла Даша, выпятив губки и повертев между ними кончик языка, — тоже охота попробовать?

— Иди ты… — буркнул Юрка, указав конкретный адрес.

— Если б ты знал, сколько раз я там бывала! — зажмурилась она, всем видом изображая, будто ей об этом жутко приятно вспоминать.

— Ладно, — сказал Таран и вылез из «уазика». — Пошел я…

— Случайно не туда, куда меня посылал? — съехидничала Даша. Но Юрка уже пролезал через кусты. Ему вдруг все стало по фигу. Чего он, дурак, испугался бандитов? Ну, зарежут или застрелят. Жизнь, так сказать, отнимут. А нужна она ему, эта жизнь? Что в ней хорошего было? Очень мало: Даша, бокс и друзья. Теперь Даша, можно считать, умерла, а в ее тело вселилась какая-то развратная, бесстыжая и жадная до денег баба, которая его продала за тыщу баксов. Бокс кончился. Друзья ушли кто в армию, кто в тюрьму, кто в личные дела. Родители? Опять нажрались, наверное, небось рады до усрачки, что его нет дома и никто не разгонит их гостей-алкашей. И что хорошего может быть в дальнейшей жизни? Да ни хрена. Прокантоваться лето, а осенью в армию уйти. С удовольствием ушел бы, если б война была. Но Чечня кончилась, в других местах особо не стреляют. Загонят в казарму, и будешь там гнить да с «дедами» разбираться… Ну, отмучаешься эти два года, а дальше что? Пустота. Все упрется в деньги, в пьянки, в баб, которых он, возможно, будет трахать, но ни одну уже полюбить не сможет. Женится, конечно, если на это денег хватит, детей заведет, будет им мозги заполаскивать и врать на каждом шагу. А потом, если все нормально, лет через пятьдесят сдохнет от рака, инфаркта или пьянки. На хрен столько мучиться?

Впервые за всю жизнь Таран пожалел, что не сел на иглу. Жил бы сейчас от ширка до ширка в сплошном кайфе. И под конец засадил бы себе передоз… Говорят, прекрасная смерть! Это те, кто сдох, рассказывали.

А что, если взять сейчас да и отправиться в город? Или даже прямо на свалку к Жоре? Дескать, давите меня, братва, я пришел — все равно жизнь не удалась и счастья в ней нет. Может, пожалеют и зарежут не больно, как обещал горбатый Джигарханян Володе Шарапову…

Пока же Таран не спеша плелся по темной просеке в неизвестном направлении. Точнее, продолжал двигаться туда, куда они с Дашей ехали на «уазике». Комары попискивали, кусались, кажется, но Таран от них особо не отмахивался. Шел себе и шел, погруженный в грустные мысли. Все больше и больше наезжала на него мысль о самоубийстве.

На фига ему вообще-то к бандитам идти за собственной смертью? Слава Богу, две «помпы» сюда привезли. С патронами. Сунуть ствол под подбородок — и жахнуть! Мозги — в облака, проблем — ноль.

Неожиданно откуда-то сзади сквозь тьму прорезался узкий пучок не очень яркого света, и красноватый, неправильной формы световой овал обрисовался на кустах впереди Тарана. Из-за его спины послышались шаги. Таран обернулся.

— Не скучно одному гулять? — спросила Даша, поигрывая карманным фонариком. За спиной у нее висели ружья.

— Где фонарь нашла? — удивился Таран.

— В «бардачке» лежал. Сигареты искала.

— А ты разве куришь?

— Когда хреново.

— Что-то случилось? — хмыкнул Юрка. — А то, когда я уходил, ты веселая была…

— Я и сейчас веселая. Взял бы одно ружьишко, а? Тяжелые они все-таки.

— Могла бы вообще не брать. На охоту собралась, что ли?

— С ними спокойнее. Вдруг волк из-за дерева выскочит? И съест меня, бедную, как Красную Шапочку.

— Нужна ты ему… — буркнул Таран. — Ты ж ядовитая, как гадюка, тобой любая зверюга отравится.

Но ружье у нее взял и пошел рядом с ней. Молча, дав себе слово не отвечать на все глупости, которые она будет произносить.

Конечно, он и не подозревал, что именно это больше всего зацепит Дашино самолюбие. Не прошло и минуты, как она нарушила тишину.

— Какой мне веселый спутник достался! — произнесла она преувеличенно бодро. — Идет, молчит, сопит… Наверное, думает над сущностью бытия или сучностью баб как класса.

Таран промолчал.

— «Ну о чем с тобою говорить? Все равно ты порешь ахинею! А лучше я пойду к ребятам пить, у ребят есть мысли поважнее!» — Даша иронически продекламировала эти незнакомые Тарану стихи Высоцкого. — Презрением решил меня убить? Нормально! Уже на последнем издыхании. Вот-вот сдохну!

Юрка молча шагал. Пусть эта стерва болтает что хочет. Комары вон тоже пищат, может быть, тоже хотят ему, Тарану, чего-то сказать, но он на них внимания обращать не будет и диалог вести — тоже.

Даша приостановилась, вытащила из кармана сигареты и зажигалку — видно, все-таки нашла их в «бардачке»! Закурила и пошла позади Юрки. Слава Богу, замолчала…

Пять минут Юрка видел только свет фонарика, рассеянно мотавшийся из стороны в сторону, и слышал только Дашины шаги да сопение. Потом услышал легкое шипение бычка, брошенного в лужу. А потом — что-то вроде невнятного пения. Точнее, Даша пыталась, не разжимая губ, промычать какую-то мелодию. Таран еще не знал, что когда женщины это делают, то они пребывают в расстроенных чувствах и пытаются таким образом успокоить нервы. Впрочем, если б и знал, то особо не порадовался. Ему, в отличие от некоторых, никогда не было хорошо оттого, что другие страдали.