подруга. Однако из всего сказанного он вынес одно: Люба имеет нужную информацию, но делиться не собирается, потому что та крайне ценна. Мы ее цены не знаем, но судя по обстановке вокруг, догадаться несложно. Дальше Родион подыгрывает Любе и стряпает поддельные данные о родословной согласно словам подруги. После чего собирает вещички и едет сюда. Почему? Решил обойтись без Любы?

– Что надумала? – поинтересовалась подруга, доедая мой пирог.

– Ничего хорошего.

– Тогда о третьем: Соломахин и наш друг Григорий.

– С ними-то что? – поморщилась я.

– Тут совсем печально, ясно, что они связаны, раз уж этот Михаил заколачивал гвозди в Гришкином доме, да и Григорий твой… – Любка хмыкнула, видя, как я морщусь. – Он с нами в одной повозке сидит. Посуди сама: его дружок Соломахин оказался мертвым в багажнике Родионовой машины, а сам Родион прибыл сюда по причине тайны бабули.

– Знать бы еще эту тайну.

– Узнаем, – воодушевленно сказала подруга, – предлагаю вернуться к первому пункту и проведать Аркашку.

– Он на веранде сидел, когда я от Гриши шла, – вспомнила я, – вид отсутствующий.

– Может, уже ушел куда. Пойдем.

– Дай хоть душ принять.

– Смываешь следы ночных утех? – съязвила она, а я погрозила ей кулаком и отправилась мыться.

Через полчаса мы шли к Аркашкиному дому, держась кустов.

– Если он дома, что будем делать? – почесала Любка нос.

– Одна его уведет, а другая полезет. Не видела, у него только один вход?

– Вроде была задняя калитка. В общем, если он дома, заведи с ним разговоры и утащи в магазин, например.

– Он дома, – сказала я, указывая в сторону веранды.

Любка выглянула из-за кустов следом за мной: Аркашка сидел на стуле и смотрел в одну точку. Мы некоторое время наблюдали за ним, но ничего не менялось. Минут через пять мы с Любкой переглянулись, осмотрелись по сторонам и заглянули во двор. Аркашкино положение с нашим появлением не изменилось. Я нервно сглотнула, а Любка скомандовала:

– Быстро за дом.

Я почему-то ее послушалась, а заговорила, только когда подруга уже схватилась за ручку задней двери.

– Что ты собралась делать?

– Василисушка, – шепотом запричитала Любка, – ты же видела, помер Аркашка. Сам не сам – непонятно, но ежели на секунду представить, что ему помогли, как думаешь, какова причина?

Я чертыхнулась:

– А если нас застукают?

– Не стращай меня, я и так боюсь. Но если Аркашку убили, никто нам потом не даст в дом зайти. Другого шанса может не быть.

Любка смотрела на меня, а я мучительно размышляла. Потом вытащила из сумки салфетку и сунула ей в руку.

– Только быстро.

Любка кивнула и вдруг спросила:

– А если убийца еще в доме?

Я замерла, глядя на нее, она смотрела на меня большими глазами.

– Вряд ли, – все же решила я, – Аркашка тут часа два точно сидит, я же его видела, когда от Гриши выходила.

Любка снова кивнула и потянула дверную ручку. Дверь оказалась не заперта, и мы вошли в дом, опасливо оглядываясь. Коридорчик выходил в знакомую нам прихожую, расходившуюся на кухню и комнату. В нем самом была дверь в маленькую кладовую.

– Я в кухне, ты в комнате, – распорядилась Любка.

– Что ищем? – поинтересовалась я, оглядывая старый диван, шкаф и стенку с ящиками.

– Кто бы знал, – хмыкнула подруга. Я вздохнула и принялась за стенку.

– Если Аркашку убили, наверняка, тут уже все обыскали.

– Считаешь, наша затея бессмысленна?

– Не знаю, – я рылась в вещах Аркашки, – по крайней мере, убийца знал, что искать.

– Может, не знал, – предположила Любка, – может, он тоже наугад?

Доводы были так себе, но поиски мы продолжили, потратив на них около часа. Ничего ценного с нашей точки зрения у Аркашки не было, потому дом мы покидали в легком разочаровании. Оказавшись на улице, осмотрелись и решили воспользоваться задней калиткой. Вскоре мы вырулили с другой улицы и замерли неподалеку.

– Что делать-то с Аркашкой? – спросила Любка после пары минут созерцания его веранды.

– Надо бы сообщить, – отозвалась я, – только не хочется объяснять, зачем мы к нему пошли. С другой стороны, если это убийство, о нашем интересе все равно станет известно.

– А если не убийство?

– Тогда какая разница, кто его обнаружит?

– Тоже верно, – кивнула Любка, – тогда пошли.

Мы, уже не таясь, направились к дому. На всякий случай я проверила пульс, хотя и так было все понятно. Выглядел Аркашка довольно спокойно, словно бы сидел на веранде, любовался природой, а потом – бац! – и умер. Тут Любка истошно заверещала и бросилась к калитке, чем, признаться, меня немного напугала. Вопли ее возымели действие, очень быстро собрался народ, кто-то ахнул, и новость полетела по деревне.

Мы сидели дома и коротали время, поедая в печали пироги бабы Маши.

– Так и растолстеть недолго, – хмуро сказала Любка и взяла еще один, с яблоком. Я вяло жевала и молчала.

– Жалко Аркашку, – заметила бабуля.

– Алкогольная интоксикация – дело такое, – ответила Любка.

– У нас это дело полдеревни гонит, – не согласилась та, – и никто не помер пока, а Аркашка свою меру всегда знал.

– Сколько веревочке не вейся, – начала снова Любка, я пихнула ее в бок.

– Кто его хоронить будет? – поинтересовалась у бабы Маши.

– Деревней соберемся да похороним.

– А с домом что будет? – влезла подруга. Бабуля взглянула на Любку непонимающе.

– Да займет кто-нибудь из местных… потом. За вишней приглядеть надо, вот что.

– Что за вишня? – тут же прицепилась подруга.

– Аркашкина. Он ее посадил и сам за ней ухаживал, даже Анютку не подпускал. Надо бы в память о нем сохранить дерево.

Бабуля вышла на улицу, качая головой, а Любка кинула на меня взгляд и поинтересовалась:

– С чего это его на вишню потянуло?

Я усмехнулась:

– Ты, конечно, считаешь, это неспроста?

– Конечно. Чую, мы на верном пути. Тот, кто его убил…

– Ты об алкоголе? – невинно перебила я.

– Почти. Не будем забывать, Аркаша был особой увлекающейся, и если кто-нибудь пришел бы к нему и предложил выпить…

– Он бы не отказался, – согласилась я, – только кому Аркашка мог помешать?

– А кому понадобилось нас по лесу гонять?

– Думаешь, кто-то приметил, что мы возле него отираемся, посчитал это небезопасным и разделался с ним?

– Кто знает.

Мы немного помолчали.

– Думаешь, Гриша? – спросила я все-таки.

– Он мог, видел же, что мы у кустов крутимся.

– С таким успехом нас еще могло полпоселка видеть. А злодеем может оказаться кто-то со стороны, сидит и смотрит на нас.

– Уж лучше Гришка, – тут же отозвалась Любка, – этот, прости Господи, хоть на глазах отирается.

– Я о другом думаю, – протянула я, подруга уставилась на