Колебания мага рассердили Пуемре, и он раздраженно предостерег:

— Не пытайся второй раз перехитрить жрецов Амона. Хапусенеб едва не заплатил жизнью за твои козни. Кровь Ра пометила его на миллионы лет. Он приходит в бешенство, лишь только заслышит твое имя.

— Он не оставит меня в живых, если кровь Ра будет у него в руках!

— Ты получишь возможность бежать. Оставь напрасную надежду, что тебе удастся вернуть все, что ты имеешь в Фивах!

— А мой дом и мое состояние?

— Дома у тебя больше нет, — сурово ответил жрец. — Мы камня на камне от него не оставили, пока искали формулу. Но наши старания были напрасны.

Тети почувствовал, как от беспомощной ярости все его тело охватила дрожь. Хотелось кричать, кинуться на жреца, выдавить ему глаза, как неверному рабу, но сил не было. Горло словно туго завязали, как мешок с зерном, все члены отяжелели подобно бурдюку, наполненному водой. Маг пошатнулся, задыхаясь, начал хватать ртом воздух и как подкошенный рухнул на колени.

— Вот это укрепит тебя, — сказал Пуемре, бросив на пол возле Тети мешочек с золотыми спиралями.

Тети схватил его, перекинул золото с ладони на ладонь и пришел к выводу, что, если он хочет выжить, надо пойти на условия жрецов, — другого выхода нет.

— А кто поручится, что меня освободят, если я выдам формулу?

— Я, — коротко отрезал Пуемре и протянул магу руку. — Вот мое слово, слово второго пророка Амона.

Тети схватил его за руку, поднялся и быстро заговорил:

— Слушай меня, посвященный в тайны. Пойдешь по дороге вниз по Нилу до излучины, где в прибрежных пещерах гнездятся черные птицы. Там найдешь одиноко стоящую оливу с узловатым стволом и раскидистыми ветвями, которую зрили еще цари Менкаухор и Унас. Заберись на нее до шелестящей кроны, и тогда ты обнаружишь среди листвы диковинный плод. На одной из ветвей висит сандалия, изготовленная из дорогой кожи, какие носят фараоны. Отвяжи ее и принеси сюда, ибо на ее подошве вырезана формула жидкого света.

Пуемре не мог скрыть своего изумления. Он вгляделся в лицо мага и… больше не сомневался в правдивости его слов.

— Что ж, ладно, — бросил Пуемре на ходу. — Когда вернусь, ты будешь свободен!

Сененмут уже издали заметил, что в Долине Обезьян что-то не так. Там, где обычно эхом разносились стук каменных топоров и грохот катящихся камней, теперь царила напряженная тишина, какая спускается на землю перед песчаной бурей. Вход в гробницу, расположенный высоко над подножием горы, выглядел осиротевшим. Сененмут огляделся по сторонам, но не увидел ни одного рабочего. Тогда он вскарабкался по узкой тропинке на гребень хребта, с помощью двух канатов спустился к выступу скалы, откуда открывался вход в вырубленную пещеру, и ступил в ее чрево, тускло освещенное факелами.

На расстоянии брошенного камня, не далее, начинался туннель, круто уводящий вниз. Проход не был высоким, зато свод и стены были испещрены изображениями Хатшепсут: царица в парадном головном уборе в виде коршуна богини Мут, царица в образе супруги бога… А между ними искусными иероглифами выбиты лестные тексты: «Наследная царевна, Величайшая по милости и красоте, дочь царя, сестра царя, Супруга бога, Та, которую объемлет Амон, да живет она вечно!» — объяснение в любви Сененмута.

Коридор вывел его к передней камере. Сененмут, не ожидая встретить здесь кого-нибудь, вдруг оказался в окружении своих рабочих: каменотесов, шлифовальщиков, полировщиков, резчиков, живописцев и писцов. И взор его натыкался сплошь на враждебные лица.

— Что все это значит? — Сененмут постарался овладеть своим голосом и на несколько шагов приблизился к полукругу мрачных теней. Не получив ответа, он повторил свой вопрос, на сей раз более требовательно. И тут мимо его виска просвистел камень и глухо ударился о землю. Сененмут сделал еще пару шагов в ту сторону, откуда в него запустили камнем, схватил ближайшего работника за плечи и стал трясти его, как мешок. При этом он неистово орал:

— Вы, псы Сета, скажете мне наконец, что здесь происходит?!

Приземистый шлифовальщик камней — Сененмут даже не знал его имени, — заикаясь, ответил:

— Господин, Хоришере сказал нам, что ты всех нас убьешь, как только мы сделаем свою работу…

Теперь до Сененмута дошло, в чем дело, и он взревел подобно быку:

— Кому вы верите — Сененмуту, вашему господину, который дает вам хороший заработок, или начальнику рабочих Хоришере, которого я прогнал, потому что он предал своего хозяина суду по ложному обвинению?

Мужчины молчали.

— Вы знаете не хуже меня, — усилил напор Сененмут, — что Хоришере зол по натуре, что он, несмотря на то что я давал ему хлеб и ценил его труд, обвинил меня в преступлении, которого я не совершал. Подлинные грабители давно уличены и схвачены. И после этого вы верите клятвопреступнику больше, чем мне?

— Нет, господин, — пролепетал шлифовальщик камней, — я готов тебе верить. Скажи только, что с нами не случится ничего плохого, когда мы закончим строительство, и я на твоей стороне.

— А остальные? — Сененмут тяжелым взглядом обвел мрачные лица.

— Я тоже верю тебе! — порывисто воскликнул Весер, каменотес.

— И я! — заявил Хапи, писец.

— Я тоже! — поддержал их резчик Семинре.

Один за другим рабочие опускали свои топоры, заступы, молоты и прочие инструменты, которыми вооружились.

Нахмурившийся Сененмут, однако, молвил:

— Выслушайте меня. Я имел совет с Хатшепсут, главной супругой фараона, и она одобрила мой план. Вы построите поселение у подножия горы, и всякий будет знать, что вы — служители на священном Месте истины. А служба ваша будет вознаграждена щедрее, чем служба дворцовых слуг. Каждый из вас получит по триста мер полбы в месяц и сто десять мер ячменя. А кроме того — масло, жир, рыбу и мясо в соответствующих мерах. Также не забыта выдача щепы. И это соглашение закреплено в указе, выбитом на камне, и будет тот камень выставлен в вашей деревне. А вы сможете снискать благосклонность в моих глазах.

Горные рабочие пали ниц перед Сененмутом, проливая горючие слезы, нескончаемые, как воды Нила. Весер, каменотес, рвал на себе волосы и вопил:

— Сет красноглазый смутил наши сердца! О, Тот ибисоголовый, пусть праведный гнев нашего господина утихнет!

Хапи посыпал голову белой каменной пылью и стенал:

— О, если бы не было того, что мы задумали, стоя у врат гробницы с сердцами, пораженными красноглазым Сетом! Человека, которому подобают высшие почести, хотели мы изничтожить, как бродячего пса! И вот он дарует нам благоденствие на миллионы лет потому лишь, что знает склонность наших сердец. О, покарай нас, Сененмут, господин, которому благоволит главная супруга фараона!

Сененмут по очереди поднял каждого из стенающих мужчин, прижал к себе и поцеловал в лоб. И подобно мумии, ожившей в горячем дыхании Осириса к новой жизни, лики их озарились радостью и глубочайшим доверием. А Сененмут подкрепил их экстаз словами: