– Меня не было всего минут пять. Что произошло?

Я раздраженно провожу языком по внутренней стороне щеки.

– Мой сын, похоже, не в состоянии приручить собачонку.

Гнев клокочет в груди, но я усмиряю его, пока он не затуманил мой разум. Оттого что я сорвусь из-за нескольких выпадов в мою сторону, никому легче не станет.

– Серафима, ты вернулась. Чудно, – говорит Сильвер, расслабляясь и опуская плечи. – Эмберли безумно раздражает. Ее самоуверенность просто убивает. Я планировала отсиживаться в комнате, пока она не исчезнет.

Наклонившись, Серафима поднимает большой осколок разбитой тарелки. Одним движением она отправляет его в противоположную сторону. Он взрезается в стену, и фарфоровые осколки разлетаются по всей комнате.

– Недолго тебе осталось ее терпеть. Как только мы уничтожим завесу между мирами, я избавлюсь от нее раз и навсегда.

Прикусываю язык, чтобы не сказать лишнего. Вообще-то, я не планировал отдавать Серафиме тело Эмберли. Она могла бы стать ценным союзником. Жаль, что я не нашел ее раньше, до того, как потомки ангелов промыли ее мозги своим обостренным чувством справедливости и моральными принципами. Однако она свой выбор сделала, и теперь придется мириться с последствиями.

– Ты уверена, что это вообще возможно? Эмберли очень сильна. Может оказаться и так, что на словах все было проще, чем на деле.

Серафима щурится.

– Теперь, когда у меня развязаны руки, это только вопрос времени. С каждым часом я все больше подчиняю себе ее тело, а девчонка даже не осознает этого. – Матушка замолкает, потирая запястье. – Забавно, но эта твоя побрякушка доставила мне проблем.

Всеми силами стараюсь сохранить невозмутимый вид.

– Кто же знал, что камень заключит тебя в самый потаенный уголок ее сущности?

– Действительно, кто же. – С приторно-сладкой улыбкой на лице она поворачивается к Сильвер, которая выпрямляется в струнку, как только замечает матушкино внимание. – Мне повезло, что хоть кому-то удалось понять, в чем дело, и исправить положение дел; твоя верность не останется незамеченной.

Сильвер кивает в ответ, взгляд ее буквально сияет от гордости.

Скрещиваю руки на груди, мне надоело обсуждение всякой ерунды, и я готов вернуться к делам насущным.

– Зачем ты явилась? Ангелы уже залатали дыры в завесе, получившиеся в результате твоей неудавшейся попытки уничтожить ее. В последний раз ты сообщала, что работаешь над планом по возвращению сфер, но вот ты здесь, ни с чем, и контроль над сосудом держишь весьма нестабильно. Без сфер мы не сможем повторить попытку с обрушением.

Ноздри Серафимы раздуваются, а кожа вокруг ее глаз натягивается. Если ей не по душе правда, это ее проблемы. Все так, как есть, и это именно ее вина. Падшие, попавшие в мир смертных, безусловно, посеяли хаос, но это и близко не стоит с масштабным нападением, которое мы планировали изначально. Наша стратегия потерпела неудачу, потому что она не смогла разрушить барьер с первого раза. В том, что мы все же добьемся успеха, я не сомневаюсь, но теперь победить будет не так-то просто.

Я готов принять на себя очередную вспышку гнева от матери. Она терпеть не может, когда ее выставляют дурой, но в этот раз в ее рубиновом взгляде ни капли ярости. Ноздри ее по-прежнему раздуваются, но вскоре агрессии и след простывает. Самодовольно улыбнувшись, она произносит:

– Вообще-то, пока мы тут разговариваем, потомки ангелов заняты тем, что крадут их для нас.

Выгибаю бровь. Интересно.

– И как же ты уговорила их на это бесчинство? Вежливо попросив?

Ее попытка изобразить застенчивость не увенчивается успехом, она выглядит скорее расстроенной.

– Технически я их вообще ни в чем не убеждала. Это был ты.

Поднимаю подбородок в ожидании объяснения.

– Я отправила с неизвестного номера сообщение с предложением обменять девчонку на сферы и взяла на себя смелость подписаться твоим именем. Этот несчастный херувим совершенно очарован ею. Держу пари, что ради нее он пойдет на все и даже проникнет в потайное хранилище Нефилимов и украдет сферы.

Без сомнения, в обмен на жизнь Эмберли Стил сделает что угодно. Так или иначе, нам только на руку эта его привязанность к ней.

– Значит, они думают, что мы держим ее в плену, – говорю я.

Облокотившись на столешницу спиной, скрещиваю руки на груди, обдумывая стратегию Серафимы. План весьма надежный, и вся ответственность окажется на потомках, а не на нас. Как только мы обменяем Эмберли на сферы, Серафима сможет вернуться в игру, когда это будет необходимо. Одной проблемой меньше, но чтобы подчинить себе весь мир, нам нужно не только это.

– А что по поводу другого вопроса, есть какие-нибудь варианты решения?

– Еще как есть. Я оставила в Эдеме прощальный подарочек, который обязательно переманит одного из местных на нашу сторону. Все, что нам остается – это ждать, пока недостающие элементы сами попадут в руки.

Мои брови ползут вверх; неохотно, но признаюсь, я впечатлен. Снова прокручиваю все услышанное в своей голове. Конечно, есть несколько моментов, где все может пойти наперекосяк, но даже так стратегия вполне рабочая. Если юные Нефилимы все же выкрадут у старейшин сферы, и хотя бы один потомок ангельской линии покинет их святыню, клюнув на то, что оставила там матушка. Главное – собрать все элементы в одном месте, и Серафиме это удалось.

Но есть одно «но». Я сказал Эмберли, что она может уйти, и на этот раз это было правдой. Ненавижу, когда приходится врать.

– Значит, придется убедить Эмберли задержаться. Она планировала уйти сегодня утром.

Серафима чуть обнажает верхние зубы и ухмыляется.

– Я спустила ее с поводка, чтобы поднакопить силы, но, похоже, придется мне задержаться тут с вами. Это самый безопасный вариант… для тебя.

– Ты уверена, что это разумно? – спрашиваю я.

Серафима наклоняет голову и смотрит на меня, сощурившись:

– Знаешь, со стороны можно подумать, что ты предпочитаешь родной матери эту несчастную полукровку.

– Тебе стоит быть осторожнее. Если она будет отключаться слишком часто, может догадаться, что происходит. Ты же не хочешь, чтобы тебя раскусили.

Серафима застывает как вкопанная. Синеву глаз Эмберли мгновенно затмевает ярко-алое свечение. Я вывел ее из себя, но уверен, она переживет. Она совершенно не ведает, что творит. Ее тщеславие противоречит доводам рассудка.

– Знай свое место, – рычит мне она; звук ее голоса значительно ниже, чем у Эмберли. Она что, не в курсе, что запугиванием меня не возьмешь? Я уже очень давно перестал бояться боли. Она же меня этому и научила, собственно.

Я шагаю вперед, проходя мимо нее, к выходу из комнаты. Инстинкт самосохранения подсказывает мне, что не стоит поворачиваться к ней спиной, но я не дам ей повода считать меня параноиком.