В конце концов они появились — возбужденные и донельзя гордые своими достижениями. В ту же минуту комната оказалась переполненной несчетным количеством полуодетых молодых индусов, которые прямо у нас на глазах собрали пару носилок из бамбуковых шестов и плетеных циновок, точь-в-точь таких, на каких тела умерших перемещались ранним утром к реке. В мгновение ока одни носилки полностью вместили весь наш багаж, в то время как больная девушка была бережно уложена на другие и накрыта пестрым одеялом.

И в свете прекрасного раннего утра наша процессия покинула монастырь с двумя носилками, поднятыми высоко на плечи носильщиков, двинувшись по аллеям и утопавшим в тени улицам Бодхгаи, мимо лачуг из кусков картона и обрывков брезента, сопровождаемая взглядами местных жителей и приезжих. Целью нашего перемещения была гостиница, расположенная неподалеку от местной речушки, окруженная зелеными лужайками и цветниками, где Лазары ухитрились не только отыскать, но и забронировать небольшое бунгало, состоявшее из трех крошечных комнат, соединенных между собой общей крышей. Кроме того там имелась грязноватая кухонька с раковиной и плитой, занимавшей один из углов, а также со столом посередине, заваленным фруктами, овощами, брусками сыра и лепешками чапати — все это в честь нашего прибытия. Какое-то время я стоял, безмолвно пораженный тем, во что превратилась окружавшая нас реальность только оттого, что я потребовал для заболевшей девушки более подходящее помещение.

Не удосужившись поинтересоваться у меня результатами обследования, которым я успел в их отсутствие подвергнуть Эйнат, оба старших представителя семейства Лазар со всем присущим им пылом, отдались организационным вопросам. Эйнат была уложена в постель в отведенной для нее маленькой комнате, где и вытянулась на чистых простынях; теперь жена Лазара суетилась вокруг нее, полная ласки и забот. По ее требованию менеджер отеля был отправлен на поиски только что срезанных цветов; сам Лазар, усугубляя общий беспорядок, мешался у всех под ногами, бросаясь то открывать чемоданы, то срывать с мебели чехлы, совершая пробежки из комнат в кладовку и туалет с таким видом, словно он напрочь забыл о своей больнице и своем обещании покончить со всеми делами по возвращении в Израиль в течение десяти, самое большее двенадцати, дней. Все это наводило на мысль, что и он и она хотели лишь одного — осесть в этом маленьком бунгало, укрывшемся в тени буддийского монастыря как можно на более долгий срок, ибо в сравнении с тем, что предстало перед нашим взором в индийской реальности до сих пор, это место выглядело истинным раем.

Но я так еще и не открыл свой медицинский рюкзак, успев лишь бросить его на кровать в маленькой комнатке, предназначавшейся для меня. Чувствовал я себя при этом стесненно и тревожно — не только из-за цвета мочи у Эйнат и крови в ней, которая, на первый взгляд, была вызвана присутствием билирубина, и не из-за увеличенного желчного пузыря, который заставлял ее вскрикивать от боли, стоило мне прикоснуться к ней, но, в основном, после неудачной попытки прощупать ее печень, которая, похоже, была деформирована по причине воспалительных процессов, приведших к ее уменьшению и дегенерации на клеточном уровне. В этой связи, пришло мне в голову, были все основания заподозрить, что задолго до самого заболевания она перенесла сильное внутреннее кровотечение. Эта возможность ужаснула меня, потому что, если в своих подозрениях я оказался бы прав, то здесь, в заброшенной и забытой богом деревне, нам оставалось бы только рассчитывать на помощь молитв, обращенных к Будде. В то время как все эти мысли проносились у меня в голове, Лазар продолжал стоять в дверном проеме, облачившись в невероятный передник, который он каким-то образом затянул вокруг талии, и знаками приглашал пройти в кухню. Отбросив все несущественное, я принял решение немедленно вернуться в Гаю и отдать взятые мною образцы в их лабораторию, заодно уже ознакомившись с больничным оборудованием, чтобы знать точно, чего мы могли бы ожидать от этой больницы в случае крайней нужды. Если, как я боялся, результат оказался бы неудовлетворительным, наше пребывание в этом прелестном бунгало теряло всякий смысл, и, оставив и комнаты, и маленькую грязную кухоньку, и большой обеденный стол, нам следовало бы, не мешкая, отправляться прямиком в Калькутту и устроить Эйнат в больницу, рекомендованную нам индийским доктором из поезда, где мне не пришлось бы безо всякой помощи встретить любое возможное ухудшение ситуации.

Удивительным было то, что Лазаров, казалось, ничто не беспокоило, возможно, потому, что они готовы были застать свою дочь в худшем состоянии, но, может быть, и потому, что свои лучшие надежды они основывали на оговорке профессора Хишина, что по последним научным данным гепатит является наполовину самоизлечивающейся болезнью; а отсюда следовало, что, забрав свою дочь из монастырской комнаты и перевезя ее в это бунгало, ей следует обеспечить лишь одно — отдых. Тишина этого божественного места вполне отвечала подобным настроениям, и прямо видно было, как счастливы они были обосноваться в этой маленькой кухне с ее ножами, вилками и тарелками, не говоря уже о кастрюле, кипевшей на плите.

Я решил посеять немного тревоги в эту домашнюю безмятежность и отказался занять свое место за обеденным столом, заявив без ненужной серьезности, что просто чувствую себя обязанным безотлагательно отправиться в больницу Гаи с образцами, которыми уже располагал. Я положил тюбик с мазью, которая могла облегчить страдания Эйнат, на кухонный стол между фруктами и лепешками-чапати, добавив к этому таблетки валиума и парацетамола, которыми сбивал ей температуру, предупредив Лазара, что не следует преувеличивать возможное временное улучшение за счет увеличения дозы лекарств. Но я вовсе не был уверен, что они прониклись моей тревогой, поскольку Лазар поблагодарил меня за мое предупреждение голосом, полным удивления:

— Вы что, и в самом деле полагаете, что это так необходимо — сейчас, в темноте, тащиться в больницу?

— Безо всякого сомнения, — ни секунды не колеблясь, ответил я и добавил, что этого не следует откладывать до завтрашнего утра, поскольку, если окажется, что лаборатория ночью не работает (вещь вообще-то немыслимая в любой серьезной больнице), или если мне покажется, что даже работающая лаборатория не сможет обеспечить меня достаточно надежными результатами (о чем тот же индийский доктор из поезда предупреждал нас), мне придется искать другую лабораторию.

— Но где вы ухитритесь найти здесь другую? — спросил Лазар с улыбкой, относившейся, скорее всего, к этой новой, неизвестной ему черте моего характера.

— Я не знаю. Нужно будет порасспрашивать народ. Если не получится, выход один — отправиться в Калькутту и разыскать ту частную лабораторию, о которой упоминал в поезде индийский доктор. Я ему доверяю, а его имя и адрес имеются у нас на его визитной карточке.

— Отправиться в Калькутту? Да вы с ума сошли, — Лазар подпрыгнул, как если бы его ударили. — Как вы собираетесь туда попасть? Всему должно быть свое время. А сейчас оно явно не благоприятствует прогулкам до Калькутты.

Не согласиться с этим я не мог.

— Верно. Путь не близкий. Но, может быть, из Гаи есть до Калькутты самолет?

— Самолет? — повторил за мной изумленно Лазар. — Вы хотите сказать, что готовы лететь в Калькутту ради этих тестов? Только ради этого?