Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я так не могу.
— Как «так»?
И тут из него как полилось:
— Вот так, по-человечески! Все чинно, благородно! Сначала ужин, а теперь домой повел! Черт возьми, Вера, да если бы ты знала, что я хочу с тобой сделать… Знаешь, что я чуть не сказал в магазине продавщице? — он потряс в воздухе пакетом с нижним бельем.
— Что же?
— Чтобы закрывала магазин к чертовой матери и убиралась. Она бы ушла, Вера! Это всего лишь вопрос денег, но, поверь, я бы заплатил за это, не моргнув глазом.
— Заплатил за что?
Марк отвернулся, глядя на море.
— Ответь мне, Марк. За что заплатил бы?
Он ответил, по-прежнему на меня не глядя:
— Заплатил бы, чтобы вернуться в примерочную. Там спустил бы твои джинсы до колен, заставил бы нагнуться над лавкой и взял бы прямо там… Я беру то, что хочу, и как хочу. И чаще всего только один раз. А с тобой не могу.
— Почему? Что со мной не так?
— С тобой все так, Вера, — вздохнул он. — Это со мной все не так. Это я отвык от нормальной жизни и человеческих отношений. Что это было там в таверне, Вера, знаешь?
— Просто ужин?
— Да черта с два, это было свидание! И если ты думаешь, что я проведу тебя до дома, поцелую в лоб и спокойно уйду, то ты ошибаешься! Хотя бы в том, что я, настоящий я, дал бы тебе просто так дойти до дома.
Я вскинула одну бровь.
— А что бы ты сделал? Да еще и на улице?
— А тут есть парк, Вера. Недалеко от мэрии, где и заключают браки. Знаешь, скольких я брал прямо там? Ставил их у дерева и…
— А меня не можешь.
— А тебя не могу.
— Так какого черта устроил это свидание? Трахнул бы меня вчера на пляже и дело с концом.
Он посмотрел на меня, как экзорцист на демона. Запустил руки в волосы и сказал:
— Ничего ты не понимаешь.
— Марк, три дня — это много?
— Для чего?
— Для отношений.
— Отношения, длиной в три дня? Что это за отношении такие?
— Вот именно. Сегодняшний день уже истекает, а значит, мне осталось провести на Кипре всего три дня. Какие, черт возьми, отношения мы можем построить за это время? Никакие.
— Ты к чему клонишь, Вера?
Вздохнула полной грудью и сказала:
— Хочу, чтобы ты сделал со мной все то, что ты себе представляешь. Без обязательств. Без отношений. Просто возьми и сделай.
Марк
Она, мать вашу, сошла с ума!
Может быть, в тайне от меня Иордаке таки споил ее? Может быть, не стоило заказывать креветки в горшочке, которые готовятся вместе с греческой водкой? Может быть, она все-таки пьяна? Не может же она в здравом уме предлагать это мне!
— Что, прости?
— Ты слышал. А я, как и ты, тоже не повторяю дважды.
— Кошечка показала когти, а? — хмыкнул я. — А раз не повторяешь, то я должен дать ответ прямо сейчас?
— Чем дольше ты думаешь, тем меньше у нас времени для…
— Тихо, — остановил я ее. — Не надо уточнять. Вера. Давай проясним. Ты уедешь. Я останусь.
— Да.
— И продолжу трахать невест.
Стиснула зубы.
— Видишь?! Вот об этом я и говорю. Я… Я среди шлюх, как дятел. Как долбанный санитар леса, Вера! Для меня после того, как ты улетишь, ничего не изменится, понимаешь? Я не могу полюбить, не могу оставить это все, просто не могу.
— Почему?
— Не важно почему. Просто не ищи лазеек. Не думай, что можешь все исправить. Я продолжу использовать их, чтобы…
Она снова сделала это. Снова поцеловала меня первой.
— Что ты делаешь?
— Целую тебя. Даже не сомневаюсь в том, что ты можешь часами чесать языком, а я все это время буду делать вид, что тебя слушаю, но что-то мне подсказывает, что ты можешь найти своему языку лучшее применение.
В какой момент мне подменили Веру? Кто-нибудь знает?
— Вера, я просто не…
Прикрыла глаза и холодно прервала меня:
— Раз ты отказываешься, то мне, наверное, лучше пойти домой.
Я позволил ей сделать несколько шагов, а после схватил за руку, притянул к себе так, чтобы она прочувствовать всю степень моего желания.
И сказал:
— Мой дом ближе.
***
Пока мы поднимаемся вверх по улице до моего дома, на улице окончательно темнеет.
На Кипре почти нет сумерек — после заката на землю обрушивается густая, звездная ночь, пропахшая дымом сигарет, кофе, чесноком и солью. Летом вместе с наступлением ночи приходит и долгожданная прохлада, застывшие в летнем зное улицы наполняются туристами и киприотами, а после — танцами до полуночи, гомоном голосов и тягучими кошачьими песнями под окнами.
Зимние ночи на острове другие. Их ткут другие звуки и запахи: обычно, по окнам хлещет ледяной дождь и где-то вдали раненным зверем ревет штормовое море. Голоса и зажигательная музыка из распахнутых дверей таверн, кафе и сувенирных лавок стихают.
Осень — это бархатный туристический сезон, когда днем уже нет шансов схлопотать солнечный удар за считанные секунды, а ночью, чтобы согреться, еще можно обойтись наброшенной на плечи курткой или лишней стопкой анисовой водки.
Моя жизнь это бесконечная зима, а поступки как штормовые волны, которые с извращенным удовольствием снова и снова идут на второй круг.
Вера же стала для меня волнорезом, о который планомерно разбивается образ мерзавца, который я выстраивал столько лет.
Я хочу верить в то, что три оставшихся дня не приведут ни к чему необратимому. И после я снова вернусь к грязи, которая давно уже стала частью меня.
Вера снова и снова целует меня по дороге и, чтобы проучить ее, я затаскиваю ее в темную подворотню, где вжимаю спиной в кирпичную стену. А после смеюсь из-за неподдельного шока в ее глазах. Решила, что я на полном серьезе возьму ее прямо здесь, возле мусорных баков, с которых на нас со скучающим видом смотрят полосатые коты.
Она пытается быть плохой девочкой, потому что не знает, насколько хороша. Ее мужчина должен был доказать ей это на словах и на деле, но придется сделать мне. И я уж постараюсь.
Вывожу ее из подворотни, откуда рукой подать до дома.
Добавим острого перца в ситуацию, ведь, судя по всему, эта девочка очень нуждается именно в этом.
Впустив Веру во двор, закрываю калитку и тут же, наконец, срываю одним быстрым движением с нее эту надоевшую серую майку.