Просто не в состоянии сдержать смех от этого заявления.

- Да, твои поцелуи, - психует, сверкая глазами.

Мерзавка. Прямо сейчас я думаю о том, как она запоет, когда получит мои долбанные “поцелуи”.

Смотрю на её пухлый рот, дурея от ситуации. Мне, чёрт возьми, тридцать три, а я рассусоливаю о, блять, “поцелуях”.

Поймав мой взгляд, приоткрывает губы. Смотрю в её глаза, хрипловато говоря:

- Не припомню, чтобы целовал тебя. Кажется, это ты без спроса целовала меня.

Сжимает зубы, снова выпячивая подбородок.

- Оооо, извини! - пытается избавиться от моей руки. - Надеюсь, Лаура спросила разрешения, когда… когда целовала тебя?!

- Тебя это не касается, - отрезаю раз и навсегда.

Мы не будем говорить с ней о том, что и как я делал с Лаурой. До её мозга всё равно не дойдёт, что можно просто трахаться, не имея никакой цели. Хотя у меня была цель, но она ни хрена не достигнута.

- Ну, и отлично! - вертится, упираясь в мои плечи ладонями. - Отпусти!

Слышу шаги в коридоре, оттаскивая ее в глубь комнаты, потому что мы ещё не закончили.

- Ты снова сидишь с Дауром? - спрашиваю на ходу, подтащив ее к большому торшеру в углу комнаты.

- Иногда, - выплевывает. - Мира обо всем знает. Так что это - «ее выбор».

Заставляя стоять ровно, с подозрением отбрасываю волосы, прикрывающие правую половину ее лица.

Какого, блять, хрена?!

- Кто тебя ударил? - хриплю, чувствуя колючий всплеск в животе.

Обхватив ладонью точеную скулу и подбородок, осторожно поворачиваю ее лицо к свету. В бешенстве смотрю на небольшой синяк вдоль челюсти.

- Айза! - встряхиваю за плечо.

- Никто. Я… это случайность, - подняв на меня глаза, поспешно добавляет. - Честно… это не специально…

- Ты меня за идиота принимаешь?! - повысив голос, требую я. - Кто. Тебя. Ударил?!

Я его убью…

Думая о том, что кто-то посмел поднять на неё руку, теряю контроль.

- Никто! - выкрикивает, сбрасывая мои руки.

- Иди сюда! - реву, пытаясь снова её поймать.

Извернувшись, забегает за спинку кресла, швырнув в меня своей шапкой.

- Займись лучше Лаурой!

- На хер Лауру! - на грани терпения, указываю пальцем на пол перед собой. - Вернись сюда, живо!

Несётся к двери, от резкого разворота задев плечом второе кресло. Сжимаю зубы.

- Мои дела тебя не касаются! - бросает, замерев на пороге.

Раскрасневшаяся и охеренно красивая.

Окинув меня испепеляющим взглядом, добавляет:

- Иди к чёрту!

Сорвавшись с места, уносится в холл.

Подняв к потолку глаза, слушаю её шаги на лестнице, а потом в коридоре второго этажа. Слышу, как хлопнула дверь, и всё стихло. Оставшись в кромешной тишине один, сиплю:

- Засранка.

- Сколько сейчас здесь человек?

Остановившись перед светлым пушистым ковром, осматриваю оборудованный под домашний кинотеатр чердак. Работающий в углу светильник даёт немного света и деталей обстановки. Разбросанные по полу кресла-мешки, большой диван вдоль стены. Помещение просторное, но с низким потолком, от чего и я, и мой гость интуитивно вжимаем головы в плечи.

- Семнадцать, - говорю, посмотрев ему в спину. - Включая детей.

Упершись рукой в деревянную раму, смотрит в окно. Коротко остриженная голова за последние годы стала не просто седой, а белой. Это наталкивает на мысли о том, что время никого не щадит. А ещё о том, что я бы хотел избежать такой участи в сорок семь, но генетика в нашей семье прочная, как и наши корни.

- Кто здесь главный? - спрашивает, почесав бороду.

Положив руки в карманы куртки, просто отвечаю:

- Женщины.

Выплюнув проклятье, оборачивается.

- Городские?

- Разные, - усмехаюсь я.

Качает головой, двигаясь вдоль ковра с противоположной стороны. Толстые подошвы ботинок скрипят, как и пол под его весом.

- Иногда и деньги не главное, - цокает, посмеиваясь.

- Тебе деньги не помешают. - Занимаю его место у окна. - Вдруг надумаешь жениться.

- Я не сумасшедший.

Запрокинув голову, смеюсь.

Для человека с его прошлым и остаточными синдромами, эта работа - лучшее завершение “карьеры” из всех возможных.

- Не хочешь сыграть?

Оборачиваюсь, присматриваясь в темноте.

Остановившись над журнальным столом, кивает на разложенную шахматную доску. Метнув глаза на диван, замечаю большую примятую подушку и скомканный рядом плед. Сдвинув брови, ещё раз присматриваюсь к обстановке. Под столом большая чайная кружка и гора журналов.

От глубокого вдоха раздуваются ноздри. Резко отворачиваюсь к окну, впившись пальцами в раму.

- В другой раз, - говорю мрачно.

Притупленная ранее злость накатывает с новой силой. Кто и почему разбил здесь лагерь, я догадываюсь. В том числе, догадываюсь о том, сколько этому лагерю дней. Примерно тридцать два часа.

Вспоминая синяки на бледной коже, закрываю глаза и успокаиваю дыхание.

Думала, я не узнаю? В этом доме я могу узнать всё и обо всех. Где она сейчас, я тоже знаю. И когда я приду, ей не поздоровится.

- Знал же, что я не потащусь назад, - упрекает меня Мансур, мой дядя.

- Ты и так засиделся, - говорю, отходя от окна. - Скоро толстеть начнёшь.

- Осядь в своём доме, тогда и поговорим.

У меня нет своего дома. У него тоже. Когда я нашёл Мансура, он таскался по горам и изгойничал. Искать его пришлось два дня. Я не был в родных местах так давно, что позабыл о том, что где-то время всё ещё стоит на месте. Так, как в доме моих родителей. Это место никогда бы не смогло создать что-то, вроде неё. И принять тоже. Слишком грубое для неё, но комфортное для меня. Есть в этом мире, чёрт возьми, хоть что-нибудь, что не будет для неё слишком грубым, включая меня самого?!

Мансур идёт к двери, и я за ним. По пути задерживаюсь у шахматной доски и изучаю положение фигур, повесив руки на талию.

Черт.

Изящно.

Засранка.

Улыбаюсь, качая головой.

Блять.

Из груди вырывается смешок.

Ммммммм…

Глубоко вдыхаю, подняв глаза на Мансура. Он замер в дверном проёме, заняв его полностью.