даже бы пригодился. — Теперь ведь мы найдем Лану?

Голос не сразу ответил. Прежде некоторое время отмалчивался. Вопрос явно был непростым, неоднозначным, мягко говоря. С одной стороны, сейчас, у Рафи определенно будет гораздо больше возможностей выйти на след похитителя девочки, в другой стороны серьезно выросли и потенциальные угрозы.

— Чего молчишь? — на скамейке беспокойно заерзал парнишка. Очень уж ему хотелось услышать положительный ответ. — Витян же теперь самый главный у трёх. Никто на улице ему и слова не скажет против. Что думаешь?

«Чего тут думать-то, верно говоришь. Витян, как говорится, пацан четкий, за базар отвечает. Пообещал помочь, поможет, — молчавший друг, наконец, ответил. — Есть у меня по поводу него пара мыслей. Завтра, между делом, очень ненавязчиво, нужно будет ему пару идей кое-каких идей по поводу Ланы озвучить. Главное, у него и капли сомнений быть не должно, что это все он придумал. Крепко заруби себе это на носу, Рафи. Такие люди очень не любят, когда им говорят что нужно делать. Одни или два раза он может смолчит, а на третий случится беда. Понял?».

Прикусив губу, паренек кивнул. Он-то как раз именно так и хотел сделать — почаще Витяну напоминать про данное им слово.

«Нужно поговорить с людьми „на улице“, а не пропадали ли раньше девочки. Особенно, расспросить тех, кто с борделями и уличными коновалами связь держит. Лана может оказаться в рук… — при этих словах Рафи всхлипнул. Само собой так получилось. Как только представил себе, что его Ланочка может к этим попасть, то все перед глазами потемнело. — Не реви! Ничего еще неизвестно! И запомни, братишка, сейчас у тебя нет права на слабость, слезы и страх. Когда-нибудь потом можешь и плакать, и бояться, но только не сейчас! Детство, Рафи, кончилось, даже не начавшись…».

Насупленный паренек не заметил, как его пальцы со всей силы вцепились в край скамейки. Ведь, прав его друг, во всем прав! Что он разнылся, как девчонка? Нельзя ему сейчас быть слабым, никак нельзя.

— Понял я… Не буду больше, — виновато произнес он, шмыгая носом. Рукавом вытер слезы и весь подобрался, приготовившись слушать дальше. — Я все сделаю, чтобы найти Лану. Только скажи, что нужно сделать,… брат.

Вдруг он встрепенулся, чуть привставая со скамейки. В какой-то момент ему показалось, что кто-то сильный, родной положил ему руку на плечо. Мол, держись, брат, ты не один в этом мире.

«Мы обязательно найдем ее… И, главное, накажем этих тварей, Рафи. Я тебе обещаю, они пожалеют, что родились на этот свет, — и ни тени сомнения не звучало в Голосе. Все должно было случиться именно так, как он и говорил. — Меня, братишка, еще кое-что беспокоит. Помнишь, что эта тетка говорила, когда тебе крестик подарила?».

Рафи качнул головой в нерешительности. Тетушка Витяна много чего говорила, все и не упомнишь. Рассказывала про свое жилье-былье, про погибшего сына, про сиротскую долю. А с крестиком, насколько он помнил, была связана какая-то чудная история про разные знамения и чудеса. Только сказки все это. Разве бывают сейчас чудеса?

Но друга его ответ почему-то не впечатлил.

«Рафи, вспомни! Она что-то говорила про силу, про дар! — Голос был явно взволнован. — Вроде бы крестик каким-то образом реагировал на способности к магии? Ты точно должен был это слышать! Я же услышал».

Странно, но у парня ничего такого в памяти почему-то не отложилось. Помнил историю про крестик, что рассказывала женщина. Помнил, как его что-то укололо (заусенец, наверное), когда крестик одевал.

— Нет, не помню… — еще раз повторил Рафи. — Давай, просто спросим у нее. Может Витян что-то знает, раз ее племянник.

* * *

А мадам Камова, о которой было столько разговоров, в этот самый момент садилась к извозчику. Решила с самого утра дело с племянником решить.

Бородатый детина с глубоким шрамом через все лицо помог ей зайти в пролетку, за что тут же серебряную монетку.

— Благодарствую, барыня, — извозчик живо снял черный картуз и пятерней пригладил непослушные светлые вихры волос. — Куда изволите? С ветерком домчу, не сумлевайтесь.

— На Маросейку давай. До полуденного набата Василия[5] успеешь, еще полтину получишь, — в ее руке, затянутой в черную кружевную перчатку, сверкнула еще одна серебряная монетка. Извозчик даже вперед подался, когда полтину увидел. Считай, его дневной заработок. — Чего стоим, кого ждем?

Бородатый детина ухмыльнулся в ответ, показывая пару крупных желтых зубов. Мол, сейчас увидишь, кого ждем. Приподнялся и, залихватски свистнув, хлестанул свою конягу плетью.

— Давай, рода-а-ая, нес-и-и!

Пролетка тут же рванул с места, вжимая пассажирку в спинку сидения.

— Пошла, пошла!

Коняга уже закусила удила. Глаза выпучила, уши торчком, только стук копыт о брусчатку слышался.

— Дава-а-й!

Прямо в срок домчались: ни раньше, ни позже. Когда пролетка остановилась, на соборе как раз звонить собирались. Успенский[6] только-только басить начал.

— Лихо ты с лошадьми управляешься. С ветерком домчал, как и обещал, — усмехнулась Камова, не спеша покидать пролетку.

Повернувшийся к ней, извозчик надулся от гордости. Зубы скалит, бороду вперед выпятил, осталось только себя в грудь стукнуть. А почему нет? Как говориться, доброе слово и кошке приятно, а человеку тем более.

— Держи, шальной, — она протянула ему полтину серебром. — Заслужил.

Борода за монетой потянулся, но как-то неловко у него это получилось. Сидел в полоборота, неудобно, наверное, было. Оттого и ворот армяка распахнулся, показывая на самой шее синюшный партак[3] в виде кривого ножа.

У женщины в момент рука дрогнула, едва полтину не выронила. Сразу же узнала рисунок. Такой нож только убивцы кололи, показывая, что они ничего и никого боятся. Похоже, извозчик не просто людей возил, но и кое-чем другим по ночам занимался. Пьяненьких господ или купцов подбирал у кабаков и отвозил в укромное место, где до исподнего раздевал. Если же кто-то из них слово против говорил, то и ножиком колол.

— Чьих будешь? — тихо проговорила Камова, чуть наклоняясь вперед. И немного помолчав, несколько раз издала языком тихий цокающий звук. Таким цоканьем «на улице» воры и другие лихие люди друг друга узнавали. — Под кем ходишь?

Борода мигом весь подобрался, словно перед броском. Рука будто бы сама собой в кармане оказалась, где за рукоять ножичка ухватилась. И никаких сомнений не было, что в нужный момент он его применит.

— Под… Сенькой… — чуть погодя ответил извозчик, признавая, похоже, женщину за человека своего круга. — Кривым.

Она в ответ кивнула. Мол, знает такого. Знатный бродяга, если по воровским понятиям оценивать. Ему человека убить, что высморкаться.

Еще она знала, что извозчики «на улице» часто за связь отвечали. И если нужно было что-то срочно передать старшим, то для этого человека на пролетке подряжали. Главное, никто чужой не догадается, что извозчик по воровским делам едет.

— Передай своим, что Катька Шило просит у Старших дозволения встретиться. Хочу поговорить о новом смотрящем для сквада трёх…

У бородача, едва он имя услышал, аж лицо от удивления вытянулось. Явно, узнал ее. Не молодой пацан, а значит, застал те времена, когда она все местные бордели держала. Знал, что без ее слова здесь ни одна девка или баба ноги не раздвинет.

Несколько мгновений извозчик не сводил с нее пристального взгляда. Запоминал внешность, похоже, чтобы другим рассказать. После, буркнув что-то неразборчивое, соскочил с пролетки и юркнул в первую попавшую подворотню.

— Вот и славно, не придется нужный адрес искать, — откинулась она на спинку, приготовившись ждать столько, сколько нужно. Ведь, добиться разговора со Старшими очень не просто. Одна надежда только, что ее еще помнят и, главное, верят.

Поводила плечами, удобно устраиваясь. Положила ногу на ногу и задумалась. Тем более ей было о чем поразмышлять. Взять хотя бы этого странного мальчишку, что племяш домой привел. По виду сопливый пацан, а по говору взрослый мужик. Даже теряться начинаешь при разговоре.

— Прямо поживший старик, — нахмурилась она, сильно не любившая загадки. В ее мире все было размерено, спокойно и, главное, понятно. — Вдобавок,