Любовь была предельно плотской и страстной, но и духовная связь была невероятно глубокой. Будучи занята своей работой, Вивика отправилась через Скандинавию в Париж, и в самый разгар отношений влюбленные оказались в разлуке. Туве пыталась раздобыть разрешение для выезда во Францию, а Вивика со своей стороны пыталась выхлопотать возможность организовать в Париже выставку работ подруги. Все было напрасно. В то время путешествовать было куда сложнее, чем сейчас, и для этого требовались не только деньги, но и различные разрешения. Однако во многом благодаря этой разлуке до будущих поколений дошли многочисленные пылкие письма, которыми обменивались влюбленные.

Связь Туве с Атосом не прервалась. Любовь к Вивике погасила любовь к бывшему жениху, но между ними остались уважение и дружба. Отношения, по мнению Туве, даже наладились. «У нас появилось намного больше тем для смеха и разговоров, чем раньше, может быть, это лучшая дружба из возможных. Эротика сейчас не так уж важна. Я словно сплю. Ничего не чувствую и не страдаю от этого. Как будто я сосредоточилась на большой и важной работе, но есть и что-то помимо этого. Мое сердце там, где ты, а без сердца я любить никогда не умела», — писала Туве Вивике в январе 1947 года.

Муми-тролль — Туве, рисунок в письме к Вивике, 1947

По мнению Вивики, их с Туве любовь была особенной благодаря ее интеллектуальной составляющей. Ранее ей было свойственно руководствоваться в любовных делах велением сердца, но сейчас впервые в дело вмешался разум. В одном из писем она спрашивала у Туве: «Хочешь мою голову на подносе? Ты ее получишь, ведь она твоя».

Туве тоже подчеркивала совершенство их любви, говоря о том, что ее разум влюблен в разум Вивики, так же как ее сердце и тело влюблены в сердце и тело Вивики. Но сердце, конечно, было главным. Любовь была такой всепоглощающей, что во время разлуки Туве в буквальном смысле болела от тоски, но чаще она буквально бросалась в пляс от одной лишь мысли, что Вивика существует и любит ее. Каждый день нес на себе отпечаток этой любви, она проникала даже в сновидения, пугая кошмарами о расставании. Любовь настолько подчинила себе все существование, что впервые в жизни желания сердца взяли верх над работой. Раньше Туве никогда не уклонялась от рабочих обязанностей и всегда стремилась придерживаться графика. Но любовь помогла по-новому взглянуть на творчество: Туве заметила, что ее работы стали богаче, что она сумела избавиться от мешавшего ей излишнего честолюбия и в целом стала спокойнее, по крайней мере, так ей казалось.

Дни Туве проходили за рисованием возлюбленной на фресках, над которыми она в тот момент работала. Единственным желанием Туве было получить возможность лицезреть свою модель вживую, однако это было невозможно, и писать приходилось по памяти. Тогда же Туве начала работу над своей третьей книгой о муми-троллях под названием «Шляпа волшебника». Можно сказать, что плодом ее любви к Вивике стали новые персонажи, впервые появившиеся на страницах этой книги: Тофсла и Вифсла. За ними пробралась по их следам в Муми-дол Морра. Прототипом Тофслы стала сама Туве, а Вифслы, соответственно, Вивика. Туве даже стала подписывать свои работы именем Тофсла, иногда используя настоящее и выдуманное имя вместе. В своих письмах к Вивике она часто обращалась к ней, называя возлюбленную Вифслой. В книге эти маленькие существа говорят друг с другом на своем языке, который посторонним подчас тяжело понимать. Совсем как Туве и Вивика в реальной жизни, когда им приходилось использовать тайный язык для обозначения запретных вещей.

Туве не хотела скрывать свою связь от близких друзей, и она рассказала о своих отношениях с Вививкой Саму и Майе Ванни и Свену Грёнваллу, однако, к ее великому разочарованию, те по-разному отреагировали на эту новость. Друзья не разделяли ее счастья. Иногда она говорила с матерью о том, как ей дорога Вивика. Совершенно очевидно, что до Хам уже донеслись слухи о подруге дочери и она была в курсе характера этих отношений, переживая при этом и за Атоса, к которому питала искреннюю симпатию. Вивика в свою очередь боялась того, что Хам не одобряет их связь, поскольку та никак ее не комментировала.

В те времена гомосексуализм в Финляндии был уголовным преступлением и его причисляли к психическим заболеваниям. Ко всему прочему это был еще и грех — один из тяжелейших. Туве и Вивике приходилось быть осторожными. В особенности на этом настаивала Вивика, поскольку ее муж не знал о связях жены и она предпочитала и в дальнейшем хранить их в тайне. Но прежде всего, конечно, Вивика боялась общественного мнения. Туве также поначалу прятала от Атоса свое новое увлечение. В то же время Туве писала Вивике, что ей всегда претило быть неверной и что она не хотела бы вновь изменять.

Вивика по-настоящему испугалась, когда Туве позвонила ей за границу и спросила, по-прежнему ли она любит ее, — словом, поступила, как обычная влюбленная женщина. Вивика позже объяснила свой испуг тем, что, по ее словам, она и ее муж в свое время находились в расстрельных списках гестапо, и даже после окончания войны она продолжала подозревать, что ее телефон прослушивается. Она объяснила Туве в письме, что не хотела навлечь на нее неприятности, и призвала впредь быть осторожной. В целях безопасности они изобрели целый тайный язык, на котором объяснялись в запретной любви. «Лучше будет, если мы не станем произносить этого опасного слова — любовь», — писала Вивика. Во время своих путешествий она останавливалась у родственников и поэтому беспокоилась, чтобы слишком частые письма и телефонные звонки не пробудили подозрений у хозяев. В то же время она просила Туве писать чаще. И женщины писали друг другу послания практически ежедневно, но в целях конспирации отправляли их раз в несколько дней в одном конверте. Сейчас подобные меры предосторожности могут показаться преувеличенными и отдающими паранойей, но стоит помнить, что всего лишь за несколько лет до этих событий наказанием за гомосексуализм на большей части Европы была газовая камера. В Финляндии в начале пятидесятых годов за однополые связи можно было попасть в сумасшедший дом или в тюрьму, и известно несколько таких случаев среди женщин. В соответствии с законом, гомосексуализм в Финляндии считался уголовно наказуемым преступлением до 1971 года, а психическим заболеванием еще дольше — до 1981 года.

Во время войны гомосексуализм мало волновал умы, у людей хватало иных забот. Потери близких, голод, смерть и разрушения — все это занимало граждан куда больше. После наступления мира отношение к однополой любви вновь ужесточилось; усилилось давление со стороны общества, требующее от людей не выделяться и быть как все. Среди деятелей культуры и в целом в столице атмосфера в отношении сексуальных меньшинств была не столь тяжелой, как в провинции и мелкобуржуазных кругах. Тем не менее, даже в крупных городах однополые отношения не поощрялись. Подобные вещи замалчивались, лесбиянки подвергались давлению, о них распускались слухи, и их стремились заклеймить не только как негодных членов общества, но и как дурных работников. Вивика впала в депрессию, услышав однажды, как друзья мужа оскорбляли ее и называли свиньей, спящей со всеми без разбору и охотящейся на женщин. У каждого внутри свой персональный ад, описывала свои чувства Вивика. У сторонников однополых отношений были все причины не афишировать свои пристрастия. Таким людям приходилось заключать фиктивные браки, которые служили кулисой для гомосексуальности одного или обоих супругов. С помощью брака пытались поддерживать видимость нормальности и охранять свой пугающий общество секрет. И порой это оборачивалось трагедией, если кто-то в паре был гетеросексуален.