же крепкий чёрный кофе из большого кофейника, и я чувствовала себя дома.

— Как прошёл твой день, помимо… этого, — он кивнул на письмо, которое по прежнему лежало на полу.

К нему никто не прикасался. Габриэль будто чувствовал, что я этого не хочу.

— Ко мне пришла Татта и принесла образцы тканей для платьев… — озадаченно ответила я. — Никогда не выбирала сама себе платья.

Я тоже скучала, — ответила я про себя на совершенно другие слова Габриэля.

— Всё когда-то бывает впервые.

— Никогда не носила никаких платьев, кроме голубых и… того чёрного.

— И как тебе чёрный?

— О, это был очень интересный опыт. Оно было прекрасно…

— Рад, — хитро улыбнулся он, а я ахнула:

— Это был ты? Ты подарил мне платье?

— Это было нетрудно устроить. Мне показалось, что оно тебе к лицу, — он пожал плечами. — Что ты выбрала?

— Ничего… я….

Как можно выбирать за чужой счёт? Своих денег у меня не было. Тут оставаться… кто знает суждено ли?

— Даже не думай. Выбери себе ткани. Это подарок от меня.

— Пока сошьют… уже…

— И что? Они будут всё-равно твои. Хочешь украшения? Туфли? Шляпки?

— Брось. Нельзя просто сказать мне, что я могу выбирать что угодно. Это неправильно.

Я помолчала.

— Но спасибо. Правда, спасибо.

Он молча пожал плечами.

— Зачем ты летаешь?

— Потому что люблю летать, — рассмеялся он.

— Нет, мне показалось… будто ты следишь за княжеством.

— Мне не за чем следить, — он покачал головой. — У нас нет вспышек преступности. Всё тихо, спокойно. Нет других драконов, кроме меня и брата…

— Брат? Но я думала у тебя нет братьев!

— Самуэль, — фыркнул Габриэль. — Кто же он ещё может быть.

— Но фамилия…

— Мы кузены.

Я присвистнула, как умела, а Габриэль потянулся и пихнул меня в бок, потом строго погрозил пальцем:

— Не смей засматриваться на этого оборванца! Даже не думай!

— Ты такой ревнивец, — ахнула я.

— Да. Очень страшный ревнивец! Очень! — а потом его взгляд застыл на моих губах и тело тут же отреагировало жаром, прилившим к щекам.

— Не смотри так…

— Почему? — тихо спросил Габриэль. — Ты смущаешься? — перевёл взгляд на мои щёки.

— Да.

— Почему? Тебе нравится…

Я прерывисто вдохнула и покачала головой, отворачиваясь и меняя тему:

— Что с погодой? Что за резкие смены?

— О, она зависит от меня.

— Что? — я подавилась кофе.

— Мне хорошо и небу хорошо, — пожал он плечами.

— Тебе было плохо?..

— Когда?

— Ну снег, — я неопределённо махнула рукой.

— А снег это плохо? Мне кажется, что волшебно, а ты странная, — весело ответил он. — Снег — волшебно!  —  и строго на меня посмотрел, будто я спорила.

Вовсе нет, всё верно. Я странная, снег волшебный. Признаю!

— А что плохо?

— Всё хорошо! Знаешь, как прекрасен дождь? А радугу видела? А молнию в небе?  —  перечислял он, с каждым словом увлекаясь всё больше.

— Брось… дождь — это сыро и холодно!

И тут же в глазах Габриэля будто сгустились тучи, а на пол балкончика упала капля.

Я ахнула. Над морем полыхнул такой сильный разряд, что небо осветилось ярчайшей вспышкой.

— Мамочки…

Подул ветер, обнимая меня за плечи. Было всё так же жарко и оттого ветер был горячим. Но небо строжилось, сверкало. Дождь стал капать сильнее, сильнее… а Габриэль неотрывно следил за мной.

Кап… кап… кап…

Я снова ахнула от очередной молнии и обняла обеими руками чашку. Зарядил ливень.

Нас скрывала крыша, так что капли долетали только до подола моей юбки, но дождь был таким сильным, что я его чувствовала, могла рукой потрогать.

— Невероятно…

— Посмотри, как это красиво,  —  шепнул Габриэль. Я чувствовала на себе его внимательный взгляд. — Небо освещают молнии. Стена дождя. Разве это не прекрасно?

— Жутко!

— И в этом особая прелесть, — усмехнулся он.

Я оторвала взгляд от неба и посмотрела на Габриэля, который давно убрал свой кофе и сидел теперь, расслабленно изучая меня и дождь по очереди.

— Обними меня, — попросила я скорее, чем взвесила за и против.

Дважды его просить не пришлось.

Мы сидели в одном кресле очень долго. Места едва хватало, чтобы разместиться с комфортом и вскоре оказалось, что я на коленях Габриэля, а он меня обнимает и тихо нашёптывает мне в волосы какую-то ерунду.

Старинные легенды, дорнийские стихи. Я слушала одну за другой истории. О море, о небе, о том каково быть драконом.

Засыпала, просыпалась, крепче укутывалась. Прижималась к Габриэлю и снова засыпала.

— Тш, — шепнул он. — Спи, малышка…

Одинокая двадцать шестая

Ночью мне не приснилось ничего, кроме Габриэля. Он так же держал меня на руках, так же шёл дождь, и я так же слушала истории. Сон и был, и не был. Я пребывала в блаженной невесомости, забытьи. Мы летали вместе над Дорном, морем, а может и нет. Может это были его слишком реалистичные истории?

В итоге, когда проснулась и обнаружила, что лежу в кровати в полном одиночестве, почувствовала разочарование и сама себе не поверила.

А потом всякий раз, как ко мне стучали, невольно вздрагивала. Ни за что не поверю, что снова заболела каким-то человеком настолько, чтобы ждать и выслушивать в шуме коридора его шаги.

Первый раз дверь открылась, когда я вернулась из ванной. Это была лишь Татта, принесшая утренний кофе. Она сообщила, что у князя дела и он передавал, мол, ждёт меня к ужину, впрочем, ничего не обещает.

И я стала ждать его к ужину.

Второй раз дверь открылась и вошёл Самуэль. Он провёл осмотр и сказал, что завтра можно попробовать обратиться, но строго под наблюдением. Предложил с этим помочь, я безразлично согласилась. Обещал прийти, будто в надежде, что я обрадуюсь.

Пожала плечами и продолжила ждать.

Мне больше не хотелось прямо сейчас обращаться, меня отпустило. Хотелось наслаждаться одиночеством, прогулками в саду, отдыхом.

Татта всё-таки принесла новые платья и по её словам они были из тех тканей, над которыми я больше всего «охала». В итоге, это было впервые, когда я сама выбрала наряд и осталась в восторге от нового бордового платья