Громкий удар гонга, созывающий всех на обед, вывел ее из задумчивости. Раз ударили в гонг, значит, хозяин все же вернулся домой. Если дамы обедали в одиночестве, церемониям значения не придавалось. Женевьева пригладила волосы и примерила перед зеркалом разные выражения лица в поисках наиболее подходящего для демонстрации дочерней покорности, но глаза ее сверкали слишком ярко, и чувствовала она себя слишком взбудораженной в преддверии запретного наслаждения. Мысль о том, что младшая дочь Виктора Латура готовится провести несколько часов в объятиях одиозного Доминика Делакруа, собираясь при этом украсть у отца кусочек его собственности — пусть и ненужной, но все же принадлежащей Латуру по закону, — невыразимо возбуждала. Может, все-таки пренебречь тушеным черепашьим мясом, хотя и жаль, потому что это ее любимое блюдо, и не выходить к столу…

В этот момент раздался стук в дверь и вошла Элен:

— Ты разве не слышала гонга? Отец приехал.

— Да уж догадалась. Но я не голодна, Элен. Думаю, мне лучше остаться у себя.

— Так ведь у нас на обед тушеное черепашье мясо, — удивилась мачеха. — А кроме того, ты собиралась спросить у отца разрешения на поездку в монастырь.

Женевьева быстро уступила. Последнее, чего ей хотелось, так это привлекать сейчас к себе излишнее внимание.

— Я совсем забыла о черепашьем мясе. Даже если у меня нет аппетита, от него я отказаться не в силах. Пошли вниз, пока папа не поднял крик. — И, взяв мачеху за руку, спустилась с ней по широкой лестнице в столовую, где уже сидели отец с Николасом.

Анжелика прекрасно знала: в случае с Домиником непослушание очень опасно, однако, взвесив все за и против, решила, что в данном случае игра стоит свеч. Некоторым оправданием для нее мог послужить дождь. Куда же ей идти в такую непогоду? К тому же Анжелика могла с невинным видом заявить, будто думала, что в такой ливень встреча Доминика с его подругой не состоится, а потому и не считала необходимым покидать дом. Если ей удастся убедить его в том, что это правда, и он не рассердится, тогда уж оставшуюся часть задуманного осуществить будет нетрудно.

Она надела платье из голубого шелка с глубоким вырезом, оставлявшим мало простора для воображения относительно ее восхитительной груди. Доминик никогда не делал секрета из того, как он ценит эту часть принадлежавшего ему тела, и предпочитал, чтобы она не скрывала свои прелести. Волосы Анжелика завила мелкими локонами и надела на голову филигранный работы серебряный обруч — подарок Доминика. Умеренно наложив румяна и припудрившись, она оглядела себя в зеркале и спустилась в гостиную, где велела поставить блюдо с пирожными и бутылку любимого испанского вина Доминика. По возвращении он не откажется освежиться, ведь Анжелика знала, что он требует неотступного соблюдения правил гостеприимства.

С чрезвычайной осторожностью, на цыпочках, хотя ее никто не мог услышать, она подошла к окну и выглянула наружу, стараясь рассмотреть хоть что-нибудь за сплошной стеной дождя. Никого не видно. Достав из кармана маленький полотняный мешочек, Анжелика вернулась к подносу и, беспокойно оглянувшись на дверь, высыпала часть содержимого мешочка в бокал с вином. Затем слегка взболтала жидкость и поднесла бокал к свету. Порошок растворился без следа. Она понюхала вино, но, как и обещала колдунья, никакого запаха, кроме богатого винного букета, не почувствовала. Когда она засовывала мешочек обратно в карман, рука ее слегка дрожала. Колдунья заверила, что это должно сработать.

Требовательно стукнул дверной молоточек, и Анжелика, хоть и была готова к этому, нервно дернулась. Сердце бухнуло в груди, но она постаралась взять себя в руки, отлично понимая, что в следующие несколько минут потребуется вся ее хитрость.

Она вышла в холл как раз в тот момент, когда девочка-служанка открывала дверь. Отряхивая крылатку с несколькими пелеринами, вошел Доминик в сопровождении Сайласа, одетого в клеенчатый матросский плащ, с зонтом в руке.

— Проклятая погода! — воскликнул Доминик, встряхивая крылатку, и тут в дверях гостиной он увидел улыбающуюся Анжелику. — Какого черта ты тут делаешь?! — зловеще сверкнув глазами, воскликнул он. — Я ведь сказал, что не желаю видеть тебя сегодня.

— О, ради Бога, не сердись, Доминик, — взмолилась Анжелика, ластясь к нему и помогая снять сюртук. — Войди в гостиную. Ты, должно быть, страшно продрог и весь вымок. Я приготовила твое любимое вино.

— Будь любезна ответить на вопрос, — стряхнув с плеча ее руку, Делакруа проследовал в гостиную.

— О дорогой, — вся трепеща, пробормотала Анжелика, — прошу тебя, не сердись, дорогой. Просто я подумала, что в такой дождь ты скорее всего не придешь. А кроме того, я не смогла придумать, куда пойти. Обещаю, не стану тебе мешать.

Не выйду из этой гостиной или даже, если хочешь, из кухни. — Продолжая нервно тараторить, она подала ему бокал с вином. — Это ведь твой дом, Доминик, и у меня и в мыслях нет совать свой нос в твои отношения с… с дамой.

Делая первый глоток, Доминик хмуро посмотрел на Анжелику поверх бокала. И впрямь не очень разумно выгонять се из дома в такой гнусный день. Тем более что она действительно всегда проявляла безупречную деликатность во всем, что касалось его дел. Делакруа сделал еще один глоток и нахмурился сильнее.

— Что это за вино? — Взяв в руки бутылку, он пристально посмотрел на этикетку. — Должно быть хорошим. Эта партия «Риохи» была недурна.

— Плохое вино? — испуганно засуетилась Анжелика. — Наверное, показалось? Попробуй еще.

Доминик попробовал, потом поднес бокал к свету.

— Мути нет, но что-то не так. Не открывай больше бутылок из этой партии, пока я не проверю. — И поставил бокал на поднос, в котором оставалось еще около трети, явно не собираясь допивать вино.

"В следующий раз нужно будет выбрать вино с более резким запахом», — решила Анжелика. По крайней мере недовольство ее присутствием несколько растворилось в дискуссии о вине, к тому же Доминик выпил достаточно. Она подошла к покровителю, просунула руки ему под сюртук и провела пальцами по груди, ощутив тепло под тонкой льняной тканью сорочки.

— Принести тебе что-нибудь еще, пока Не приехала твоя гостья?

Грудь Анжелики, тесно прижимавшаяся к нему, тяжело вздымалась, и, опустив глаза, Доминик увидел под слоем румян и пудры ее хорошенькое личико, ряд жемчужных зубов, выпуклость грудей, приподнятых корсетом так, что соски почти выглядывали из выреза. Ничего не ответив, он подошел к окну и выглянул на улицу. Стоя спиной к Анжелике, капер не заметил, какой злобой вспыхнули ее глаза и как искривились губы при столь демонстративном пренебрежении ее чарами.

"Женевьева, — думал меж тем Доминик, — конечно, не решится выйти из дома в такой ливень». Ломая голову, как бы помочь ей, он даже подумывал, не поездить ли по улицам в экипаже туда-сюда, чтобы поискать фигурку в цветастом платье. Но даже если предположить, что Женевьева бросит вызов природе, как догадаться, по какой из многочисленных улиц пойдет она с Ройял на Рэмпарт-стрит? Словом, занятие окажется бессмысленным. А если он разминется с ней, и Женевьева не застанет его дома? Черт побери! Делакруа вдруг понял, как ему нестерпимо хочется увидеть ее, и немедленно. Для Доминика было крайне неожиданно не только то, что он так страстно желает свидания с женщиной, но и то, насколько его пугает вероятная невозможность этой встречи.