Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Петух, обезглавленный ловким ударом топора и неосторожно выпущенный из рук, несется, растопырив крылья, заливая свой путь кровью, уже неспособный представить будущее, но еще не забывший ужаса происшедшего, Так и человек, внезапно лишившийся всего, что составляло содержание его жизни, в первый момент не успевает ужаснуться грядущему, но ощущает лишь потерю того, чего ждал и к чему готовился. Значительнейшие события своей жизни люди воспринимают прежде всего эмоционально, разум же в это время цепляется за мелочи, за детали, так как лишь через детали человек может осмыслить главное. Так произошло и с администратором Карским. Достаточно оказалось ему услышать, что непосредственной, сиюминутной опасности нет, что не придется мучительно гибнуть, вцепившись в обломки корабля и делясь последним глотком воздуха и крошкой съестного, как мысли о потерянном тотчас же вытеснили из его сознания главное - мысли о будущем: уж слишком несопоставимы были они в его представлении. Администратор в первую очередь понял, что не попадет в Совет ни сегодня, ни завтра, и вообще никогда, и работу, подготовке к которой столько было отдано и от которой столько ожидалось, ему так и не придется делать. Поняв это, Карский ощутил в теле странную пустоту исчезла цель, которую он преследовал. Администратор, все последние дни уже живший мыслями на Земле, встречавшийся в воображении с другими членами Совета и делившийся идеями, что возникли у него и за пять лет подготовки получили теоретическое обоснование, - администратор 'вдруг почувствовал себя так, словно его долго и настойчиво уговаривали прийти вечером в дом, и он долго не решался, и наконец пошел - и наткнулся на запертую дверь; никто не откликнулся на звонки и не отворил, - а в окнах был свет, и слышались голоса, Это было обидно и унизительно.
Все, что ощущал сейчас Карский, не оформилось еще в четкие мысли; это были не фразы, а настроения, не слова, а цвета, в которые вдруг окрасилось окружающее. Однако, даже не сумев сформулировать всей трагичности того, что произошло, администратор подсознательно уже постиг, что с ним обошлись плохо, поступили недостойно. Как и все, досконально постигшие мудрость причинно-следственного закона, он прежде всего подумал даже не о поисках выхода, но о поисках виноватого. И им мог быть только капитан.
- Как же вы, капитан, допустили такое?
- Могу повторить...
Капитан проговорил эти слова сухо, официально, а в голове стоял туман. Он шел сюда с радостью и надеждой, шел на совет - а попал, кажется, на допрос, и на допрос пристрастный. Капитан не снимал с себя вины, хотя и знал, что ни один законник не сформулировал бы ее: она относилась к этической, а не к правовой области. Чего хотел администратор: чтобы капитан сложил обязанности командира? Это было бы самое легкое, но Устюг понимал, что понесет свой груз и дальше, как бы ни относились к нему люди и как бы сам он ни хотел избавиться от этого груза. Чувство разочарования - вот это владело сейчас капитаном; зная за собой слабости, он подсознательно отказывал в них администратору, хотя и на самом высоком посту человек остается человеком. Администратор проявил слабость; значит, помощи от него ожидать не приходилось и можно было лишь вести себя строго официально.
Все это Устюг даже не думал, но просто чувствовал, пока продолжал свои объяснения. Собственно, все было уже сказано, и Устюг поймал себя на том, что лишь затягивает время. Ему стало стыдно, и он прервал свою речь сухим: "У меня все", прервал так неожиданно, что Карский по инерции еще несколько секунд молчал...
- Значит, у нас практически нет шансов вернуться на Землю? И ни на какую другую планету? - проговорил он наконец, странно блестя глазами. - О, бессмертные боги, узнаю вашу иронию!
- Если появится хоть малейшая возможность, она будет использована полностью.
- Батареи?..
- Как только положение выяснится, вам будет, доложено.
Но уже наступила реакция, и Карский, глядя мимо капитана, пробормотал:
- Можете не докладывать. Что от этого изменится?
- Дело в том, что вы нам нужны, вы - руководитель.
- Громко сказано. Двенадцати человекам?
Капитан мог бы сказать, что двенадцать - это много, особенно для замкнутого пространства. И что каждый из двенадцати хочет жить не менее, чем каждый из тысячи или десяти миллиардов. Карский же с горечью думал о том, что всю мощность его, как руководителя, хотят использовать для дюжины человек. Представляют полководцу командовать отделением, хотя тут нужен от силы сержант.
Он был неправ; но он был болен.
Не дождавшись продолжения, капитан встал.
- Поправляйтесь, администратор, - сказал он и вышел, и, как подумалось ему, карманы его были полны обломков надежды.
Зоя и Вера ожидали за дверью.
- Ну, что он?
- Вы не утомили его?
Капитан лишь покачал головой. Он смотрел на Зою. Вот на кого только он мог рассчитывать. На ее помощь, на ее поддержку.
- Зоя...
- Да, - сказала она. - Слушаю тебя.
Вот и дождалась, подумала она в этот миг. Он пришел. Конец недоразумениям. Все будет хорошо...
- Мы можем увидеться? Немного попозже?
- Да, если ты хочешь.
- Очень.
- Где?
Он сказал сразу:
- У меня, если не возражаешь.
Она улыбнулась.
- Нет, конечно. У тебя.
Капитан перевел взгляд на Веру. Девушка постаралась побыстрее согнать с лица улыбку.
- Сейчас я буду в энергодвигательном.
- Есть, - чинно ответила Вера.
Пришла пора осмотреть батареи всерьез, - решил капитан, уходя. - Чтобы что-то решить, наконец. Пришла пора принимать решения...
Она пойдет туда сразу же. Пусть капитан бродит по своему хозяйству, а она тем временем посидит у него, освоится с новыми для нее стенами. Попытается почувствовать там себя непринужденно, естественно. На этот раз уже не порыв привел их друг другу, а сознание, что иначе нельзя. И сейчас Зоя была готова помогать Устюгу беззаветно, потому что чувствовала себя в чем-то сильнее.
Она вышла из медицинского отсека и, идя по широкому коридору палубы управления, улыбалась своим мыслям. Наверное, в