способные выдать моё бездушие, я зашла в здание автостанции, после чего интуитивно зашагала в сторону аромата еды. Так я оказалась у необычного помещения, подписанного словами “Круглосуточное кафе”. Я понимала, что такое “круглосуточное”, но не знала, что такое “кафе”, хотя это слово отдаленно сочеталось со словом “кофе”. Увидев, как высокий и бритоголовый оригинал протягивает женщине деньги, в ответ на что она отдает ему что-то съестное, я быстро смекнула, как работает эта система.

Подойдя к витрине с едой, я начала читать незнакомые мне названия странных блюд: “пирожки с повидлом”, “пирожки с картофелем”, “пирожки с творогом”, “пирожки с грибами”…

– Чего пожелаете? – женщина старше тридцати пяти лет, блондинка в странной голубой шапочке и такого же цвета униформе приблизилась ко мне с другой стороны витрины.

Сдвинув брови, я заговорила уверенным тоном, но не стала смотреть на собеседницу, чтобы не встречаться с ней взглядом:

– Можете дать мне еды на все эти деньги? – я протянула собеседнице сотку, пятидесятку и три пятерки. Пересмотрев их, она сказала:

– Хватит на двенадцать пирожков и двенадцать порций чая. Сами видите, цены у нас кусаются.

Я сдвинула брови, не поняв, что может значить выражение “цены кусаются”.

– Вам каждого пирожка по одному?

– Да, давайте по одному, – поспешно согласилась я.

В итоге женщина отдала мне бумажный пакет с двенадцатью пирожками и двенадцатью маленькими бутылочками, содержащими в себе неизвестный мне напиток, однако подписанный вполне знакомыми мне словами “зеленый чай”. Когда я уже хотела отходить, женщина окликнула меня. Испугавшись вероятности разоблачения, я едва заставила себя обернуться.

– Возьмите сдачу, полторы кроны, – с этими словами она протянула мне сплюснутые металлические кругляшки, похожие на тот, что мне вручила распространительница билетов на первой автостанции.

– Спасибо, – на выдохе отозвалась я и, не зная, что это ещё за “сдача” такая, приняла в руки странные предметы. В этот же момент я увидела на груди этой оригинальной женщины бейдж со словом – может имя? – Бенедикта.

– Мы хоть и круглосуточное кафе, эту неделю работаем только до часа ночи, поэтому, если вдруг понадобится туалетная комната, знайте, что благодаря недавней перепланировке, её перенесли вон туда, – она вдруг ткнула пальцем куда-то вправо. Проследив за жестом случайной собеседницы, я увидела дверь с буквами “WC” и изображением дамской шляпки.

Сначала я съела шесть очень вкусных пирожков и выпила три бутылочки необычайно вкусного напитка, лишь отдалённо напоминающего зелёный чай. Затем, подумав ещё немного, я съела ещё три пирожка и прикончила ещё три бутылочки напитка. После решилась посетить уборную комнату. Справив нужду, я продезинфицировала руки ионизированным воздухом, действующим, как антисептик, и, чтобы не мочить лейкопластырь, сполоснула только кончики пальцев – вода мне была приятнее, чем воздух. Вернувшись в “Зал ожидания”, я доела оставшиеся у меня три пирожка и, уже допивая последнюю бутылочку напитка, начала думать о том, что же мне делать дальше: у меня нет крыши, под которой я могла бы укрыться, нет сменной одежды, которая рано или поздно мне понадобится, как понадобится и душ, и пища, на которую у меня не осталось оригинальных денег. А ещё у меня нет паспорта, без которого, исходя из слов Джерома Баркера, мне не светит устроиться на оригинальную работу, хотя и с ним мне не светила бы подобная вольность, ведь мои бездушные глаза наверняка выдадут мою сущность клона, стоит мне только посмотреть в глаза оригинала дольше безопасного времени… Или же причиной разоблачения станет мой бездушный голос – если буду долго разговаривать с каким-нибудь оригиналом, он по одной лишь вибрации моего голоса поймёт, кто я такая, пусть я и разговариваю максимально уверенным тоном, как будто самый уверенный в себе оригинал… Так что же дальше?

Стокгольм. Что я знаю об этом городе? Столица Швеции. Большой город… Большой город, в котором обитало много оригиналов, работавших в Миррор. К примеру, мистер Еклунд и миссис Маттссон упоминали, что родились и выросли в этом городе, хотя позже перебрались жить в другие города, а ещё… А ещё в Стокгольме жил Эбенезер Роудриг. Точно. Да, точно, он здесь живёт!

Меня словно током поразила эта мысль: я приехала в город, в котором живёт один из немногих работников Миррор – один из самых страшных его работников! – прошлой ночью не погибший в пожаре! Эта мысль могла бы – должна была! – меня напугать, но совершенно неожиданно, по пока ещё неизвестной мне причине, как будто наделила меня вторым дыханием. План начал формироваться сам собой, по маленьким крупицам. Я вспомнила, как одним погожим днём прошлого лета, греясь на лавочке между новыми кустарниками мистера Еклунда, я услышала, как проходящий мимо Эбенезер Роудриг хвастался ныне канувшей в огонь миссис Франссон тем, что из окон его стокгольмского дома виден фонтан поющих дельфинов. Из научной книги с названием “Океанология” я знаю, что дельфины – это водные млекопитающие инфраотряда китообразных, принадлежащие либо к семейству дельфиновых – морские, либо к нетаксономической группе речных дельфинов – пресноводные. А из книги с названием “Декоративная архитектура”, я знаю, что фонтан – это искусственно созданное явление, заключающееся в истечении жидкости, под действием оказываемого на неё давления, вверх или в сторону. Нужно найти фонтан поющих дельфинов, расположенный где-то здесь, в Стокгольме. Зачем?.. Чтобы посмотреть. На фонтан. И в глаза. Да, я найду Эбенезера Роудрига, чтобы посмотреть в его одушевлённые глаза, чтобы понять, как существо, обладающее душой, могло делать такое с нами, пусть мы и были – я всё ещё есть! – бездушными… Допустим, я найду его и призову к ответу… С чего вдруг ему отвечать мне?.. Ведь клоны должны бояться оригиналов, ведь клоны – пустые места, даже не тени оригиналов, но… Но у меня есть пистолет. Оригиналы боятся умирать даже несмотря на то, что после смерти их плоти, их ду́ши ждёт параллельный мир, даже несмотря на то, что они могут постараться в этом мире, чтобы потом попасть в прекрасный рай, они всё равно боятся, так сильно, что создали нас, чтобы продлевать нами свои жизни в этом мире.

Эбенезер Роудриг, разобравший на куски мою подругу 11110, принявшийся за разбор 11112, хладнокровно разложивший по десяткам тысячам морозильных камер тысячи клонов, едва ли достоин жизни, хотя живёт с душой. Его душа чёрная, заляпанная кровью тысяч клонов, она не сможет попасть в рай и в этом мире не сделает ничего хорошего… Зачем такой человек есть? Да, он должен ответить за все те убийства, которые совершил, каким бы словом он их ни называл: хоть изъятием, хоть спасением!