Галлюцинации страдающих ликантропией могут зависеть от многих причин. Старинные авторы, например Форестус или Бертон{90}, рассматривают синдром оборотничества (волчью болезнь) как разновидность депрессивного состояния, и некоторые из них определяют у пациента ликантропию, даже если он не считает себя оборотнем.

На современном уровне медицинского знания мы можем утверждать, что галлюцинации могут вызываться различными условиями.

В лихорадочном состоянии чувствительность настолько искажается, что больной плохо представляет себе, какое место в пространстве занимают его конечности: они кажутся ему то беспредельно длинными, то несоразмерно короткими. При сыпном тифе больным с неустойчивой нервной системой нередко кажется, что они раздваиваются или разрезаны пополам, что у них исчезли руки и ноги. Иногда больному кажется, что конечности его сделаны из какого-нибудь хрупкого материала вроде стекла, а иногда происходит такой распад личности, что больной воображает, будто стал женщиной.

Маньяк, которому кажется, что он — не он, а кто-то другой, проникается мыслями, чувствами и привычками вымышленной личности, и, если это проникновение достаточно глубоко, он может убедить самого себя в реальности превращения. Он начинает говорить о себе как о вымышленной им личности и на самом деле ощущает все чувства, увлечения, потребности этой личности. Чем больше маньяк отождествляет себя с другим, тем больше усугубляется безумие, протекание которого зависит от индивидуальных особенностей. Если больной не слишком умен, невежествен и необразован, то он слабее сопротивляется метаморфозе, и бывает очень трудно определить грань между его действительной и безумной ипостасью. Многое из того, что Жан Гренье, страдавший этой формой заболевания, говорил во время процесса, имело смысл, но этот смысл то и дело сопровождался бредом безумца.

Галлюцинации могут возникать под воздействием искусственных средств, и некоторые обвиняемые в ликантропии по ходу процессов признавались, что пользовались такими средствами. Я имею в виду притирания, о которых упоминалось на судах над ведьмами и оборотнями. Нижеследующая цитата приводится из «Золотого осла» Апулея; она доказывает, что уже в его времена различные мази широко применялись как средство превращения.

«[Фотида]… велит смотреть через какую-то щелку в двери. А происходило все так. Перво-наперво Памфила сбрасывает с себя все одежды и, открыв какую-то шкатулку, достает оттуда множество ящичков, снимает крышку с одного из них и, набрав из него мази, сначала долго растирает ее между ладонями, потом смазывает себе все тело от кончиков ногтей до макушки, долгое время шепчется со своей лампой и начинает сильно дрожать всеми членами. И пока они слегка содрогаются, их покрывает нежный пушок, вырастают и крепкие перья, нос загибается и твердеет, появляются кривые когти. Памфила обращается в сову. Испустив жалобный крик, вот она уже пробует свои силы, слегка подпрыгивая над землей, а вскоре, поднявшись вверх, распустив оба крыла, улетает.

Но она-то силою своего магического искусства по собственному желанию переменила свой образ, а я, никаким заклятием не зачарованный и лишь окаменев от удивления перед только что произошедшим, казался самому себе кем угодно, но не Луцием; почти лишившись чувств, ошеломленный до потери рассудка, грезя наяву, я долго протирал глаза, стараясь убедиться, что не сплю. Наконец, придя в себя и вернувшись к действительности, схватываю руку Фотиды и, поднося ее к своим глазам, говорю:

— Не откажи, умоляю тебя, пока случай нам благоприятствует, дать мне великое доказательств во исключительного твоего расположения и удели мне капельку этой мази. Заклинаю тебя твоими грудками, медовенькая моя, неоплатным этим благодеянием навеки рабом своим меня сделай и так устрой, чтобы я стал при тебе, Венере моей, Купидоном крылатым!

<…> Она, вся в трепете, бросилась в комнату и вынула из шкатулки ящичек. Схватив его и облобызав, я сначала умолял его даровать мне счастливые полеты, а потом поспешно сбросил с себя все одежды и, жадно запустив руку, набрал порядочно мази и натер ею члены своего тела. И, уже помахивая то одной, то другой рукой, я старался подражать движениям птицы, но ни малейшего пушка, нигде не перышка, только волосы мои утолщаются до шерсти, нежная кожа моя грубеет до шкуры, да и на конечностях моих все пальцы, потеряв разделение, соединяются в одно копыто, да из конца спинного хребта вырастает большой хвост. Уж лицо огромно, рот растягивается, и ноздри расширяются, и губы отвисают, к тому же и уши непомерно увеличиваются и обрастают шерстью. Без всякой надежды на спасение я осматриваю все части моего тела и вижу себя не птицей, а ослом»{91}.

Мы знаем, из чего состоят такие волшебные мази. В их состав входили наркотические вещества, в частности паслен, аконит, белена, белладонна, опиум. Они вываривались в растительном масле или жире младенцев, убиваемых специально для этой цели. Добавлялась также кровь летучих мышей, но ее роль, видимо, была незначительной. Возможно, использовались и другие снотворные средства, о которых нам не известно.

Чем бы ни вызывались галлюцинации, не следует удивляться тому, что страдающий ликантропией воображал себя превращенным в животное. Я уже приводил примеры с пастухами, кои по роду деятельности своей постоянно враждовали с волками; нет ничего удивительного в том, что, попадая под воздействие галлюцинаций, они воображали, что обращаются в диких зверей, и их помраченное сознание приписывало самим себе в превращенном в этих зверей виде все те раны и увечья, которые те причиняли в действительности. Нередко случается, что повредившиеся в уме люди обращаются в суд, обвиняя самих себя в преступлениях, совершенных другими, и только тщательное расследование обнаруживает, что они возвели на себя напраслину. Однако они описывают обстоятельства преступления с невероятной точностью, будучи убеждены, что преступное деяние совершено именно ими. Приведу всего лишь один пример.

Во времена Французской революции на фрегате «Гермиона» капитаном служил некий Пигот{92}, человек грубый и жестокий. Команда взбунтовалась и, безжалостно расправившись с капитаном и несколькими старшими офицерами, привела судно во вражеский порт. Одному из мичманов удалось избежать расправы, и впоследствии он на суде опознал многих преступников. Мистер Финлейсон, государственный актуарий, в то время занимавший официальный пост в Адмиралтействе, рассказывал:

«Мне доводилось встречать около десятка моряков, каждый из которых с жаром утверждал, что именно он нанес первый удар капитану Пиготу. Эти люди точно и подробно описывали различные обстоятельства бунта. Однако в действительности ни один из них не только не бывал на этом судне, но и капитана Пигота в глаза не видывал. Они просто знали всю эту историю в подробностях из рассказов товарищей. Долго живя в изгнании и тоскуя по дому, они слегка тронулись умом и со временем стали считать себя виновными в преступлении, о котором много слышали и размышляли. Они верили в свою виновность настолько искренне, что добровольно сдавались английским властям и в кандалах отправлялись в Англию, чтобы предстать перед судом. Однако, несмотря на их клятвенные признания, мы всегда выявляли таких и устанавливали их непричастность к бунту» (London Judicial Gazette. 1803. Январь).