Но обычно послушная Вера отнекивалась:

– Ну, мам, о чем писать-то? И потом: времени ведь нет. То уроки, то другие занятия.

Это, с одной стороны, была правда. Уроков было много. Плюс еще репетитор по английскому. Плюс эти Анины лошадки, в которых Вера была влюблена как маньячка. Все бегала их чистить, скрести, разговаривала с ними, целовала их морды. Умилительная картинка, кстати. У Поли в офисе стояла фотография: Верочка с лошадкой. Прижалась, как приклеенная. А лошадь косит добродушным глазом, мол, ты меня любишь, и я тебя люблю. Никто мимо этой фотки не проходил. Всех она позитивом заряжала.

Где-то в четырнадцать стала Вера пропадать за компьютером. Как мать ни зайдет на ее половину (в Верочкином распоряжении было три комнаты теперь: спальная, кабинет для занятий и гостевая-игровая для гостей-сверстников), так вот: как мать ни зайдет, Вера сидит за компом и что-то строчит-тюкает.

– Вер, ты чем занимаешься?

– Реферат пишу, – дежурно отвечала дочь.

Но это возможно такое, чтоб каждый день надо было создавать рефераты ребенку-восьмиклассснику?

Может, переписывается с кем-то? Такая догадка как-то озарила смущенную душу Полины. Как узнать? Напрямую спрашивать нельзя ни в коем случае. Ни за что! Затаится напрочь. Как же это она прошляпила? Не узнала даже дочкин е-мейл! Вот курица! Но – нет таких крепостей, которые не брали бы те, кому это приспичит.

Полина пустилась на хитрость. Позвонила как-то с работы:

– Вер, заведи себе, пожалуйста, электронный адрес. Мне тут такое смешное скинули, я б тебе переслала.

– Мам, а у меня давно есть, – безмятежно откликнулась Верочка.

– Ну вот, – мягко пожурила Поля неразумную дочь. – И молчишь.

– А что говорить-то? У кого нет е-мейла? У всех есть. А нам зачем переписываться? И так видим друг друга каждый день.

– Ну да, – согласилась мать. – В принципе, конечно. Но – мало ли что.

Верка продиктовала матери адрес как ни в чем не бывало.

Несколько дней Поля ходила успокоенная по ее поводу. Были другие заботы.

В критическом состоянии было супружество Полины. Уже не помогали увещевания батюшки. Уже не останавливала мысль о дочери, которая становилась свидетельницей жутковатых скандальных сцен и всегда явно жалела отца. Он последний год домой приходил в полночь за полночь. Работал все, дела его держали вдали от дома. И попыток к оплодотворению жены больше не предпринимал, как та ни приказывала, ни угрожала именем самого Господа Бога, что положено людям плодиться и размножаться. Просто ложился спать в своем кабинете, отведенном ему женой при въезде на новую, в очередной раз увеличенную жилплощадь. Ложился на диван, поворачивался к стене, закрывал глаза. А Поля в это время орала. Нет чтоб ему сказать:

– Пошла вон! Убирайся вон из моей жизни, если не нравится со мной.

Наверняка на нее бы это подействовало отрезвляюще. Но мужу такой расклад и в голову не приходил. Он старался терпеть, потому что видел, как мается и страдает дочь. Знал, что нужен ей. Не мог ее оставить с матерью, предчувствуя, что тогда все свое раздражение Полина станет вымещать на дочери. С нее станется.

Но однажды поток оскорблений зашкалил. Перешел последний рубеж. Он подхватил сумку с вещами, которую при каждом выбросе своей термоядерной энергии напихивала чем попало его жена, и уехал. Вере шепнул на прощание:

– Найду жилье, переберешься ко мне.

Этого Полина не слышала, иначе сгоряча выгнала бы и дочь, о чем потом бы люто пожалела.

Вера жалела и мать, и отца. Папу – больше. Ведь он же никогда не начинал первый. И мать осталась дома, а он – неизвестно где.

Одно у нее было спасение. Письма.

Полина целиком сосредоточилась на дочери. Кому это она там целыми днями строчит? Уж не папочке ли обстановку домашнюю докладывает?

Мысль эта пронзила ее настолько, что она не могла больше сидеть сложа руки. Надо было сделать вот что: прочитать, что дочь там вытюкивает ежедневно. Залезть в почтовый ящик и прочитать.

Сказано – сделано. Вариантов к прочтению писем было два. Подобрать пароль – это, конечно, самый лучший и мудрый путь. Второе: взломать Веркин почтовый ящик. В этом случае доступ к информации будет только единовременный. Дочь удивится, что не может открыть свою почту, задаст новый пароль, и все. Больше не подступишься. Иначе заподозрит.

Стало быть, надо продумать, какой-такой пароль выдумала ее курица для защиты собственной приватной переписки. Полина очень хорошо умела мыслить в определенных ситуациях, требующих предельной концентрации. Решила попробовать для начала дочкину дату рождения. Пролет. Тогда – как осенило – набрала дату и год рождения мужа, почти уже бывшего, Верочкиного доблестного папашки. И что же? Все-таки Верка была клинической идиоткой! Со второй попытки почта ее открылась, и Полина жадно взялась читать. Вскоре у нее потемнело в глазах от ужаса и гнева.

Ни с каким папашей в переписке Вера не состояла. Все было гораздо хуже, страшнее и гаже.

Она писала мужчине. Причем сама первая призналась ему в любви. И он отвечал! Боже правый, что он отвечал – это даже представить себе страшно такое.

Полина велела секретарю никого к ней не пускать и ни с кем не соединять, что бы ни случилось. Ее ни для кого нет и не будет сегодня. Для верности она заперлась в кабинете. И без тени сомнения полезла в чужую тайну.

Все началось полгода назад. Тогда ее дочь все и удумала. Кто бы мог предположить! В пятнадцать лет! Конец света! Настоящий конец света – и ничего больше.

Она вгрызлась в первое письмо:

«Илья! Дорогой Илья! Прочитай это письмо до конца. Умоляю тебя. Просто выслушай. Мне это необходимо.

Илюша! Я люблю тебя.

Это не простые слова. Я тебя люблю на всю жизнь больше собственной жизни. Ты мне снишься, я и днем как во сне, думаю только о тебе.

Я полюбила тебя давно. Десять лет назад. Ты будешь смеяться. Скажешь, что мне всего пятнадцать, что невозможно влюбиться в пять лет. Поверь: я в тебя влюбилась, когда мне было пять лет. И может, ты сам вспомнишь, когда и как это было.

Помнишь, я была у тети Ани, крестненькой моей, с Любой и Женькой. На даче. Мама моя на работу уехала, а меня отвела к ним. И тут вы пришли вчетвером с Ксеней, Лидкой и Юрой твоим. Вы были на реке, купались. У тебя с волос еще вода капала. Вы хохотали. Тебе было четырнадцать лет, мне сейчас даже больше, чем тебе тогда. Ты мне казался очень взрослым и очень красивым. Тетя Аня попросила, чтоб вы отвели искупаться нас, малышей. Люба и Женька сразу же засобирались, а я просто не могла поверить своему счастью, что вот сейчас запросто с тобой пойду на речку. И я стала плакать и отказываться. При этом я боялась, что мне поверят, будто я не хочу на речку, и оставят меня дома. И ты уйдешь. Тетя Аня даже так и сказала, что пусть Верочка остается, ей, может быть, просто страшно и грустно без мамы. Но ты взял меня на руки. «Раз грустно, надо, чтоб было весело», – так ты сказал. И понес меня на руках. Я обняла тебя за шею и прижалась крепко-крепко. Ты меня учил плавать, Илюша. Я старалась изо всех сил. Но я умела плавать. Просто ты этого не знал. Ты возился со мной, страховал меня, я шла ко дну, ты вытаскивал, объяснял, как надо и что ничего страшного, вода сама держит. А я все притворялась и притворялась.