В голосе ведуньи послышалось нарастающее напряжение, и я, чтобы разрядить обстановку, сказала первое, что пришло в голову:

— Наврал вам тот парень, нет у него никакой сестры. Это он сам влюбился в моего брата и при помощи вашей магии приворожил Борю. Теперь братишка ходит сам не свой, не понимая, с чего вдруг его на мальчиков потянуло. Я в сумке вашего заказчика немножко порылась и нашла причину странного поведения Бориса.

— Бывает, — понимающе усмехнулась Серафима, помешивая суп. За время моего рассказа она успела кинуть в бульон мелко порезанную картошку, добавить капусту и теперь прикидывала, достаточно ли в кастрюле места для прочих овощей.

— И что нам делать? — сердито спросила я.

— Отворот, что ж ещё, — пожала плечами ведьма. — Ведунью обманывать нельзя, её ворожба против обманщика обернётся.

От слов Серафимы мне стало не по себе. Перед глазами всплыла картинка: корчившееся в шкафу тело повара Терещенко, который, скорее всего, и выступил в роли заказчика. Но относительно меня душу согревала мысль, что стараюсь я не для себя, а для кудрявого друга. Зачем Джуниору пропадать под каблуком у интриганки Евгении, когда вокруг Устиновича-младшего столько достойных девиц?

— Оставляйте снимок, буду над ним работать, — продолжала Серафима. — Стоить это будет сорок тысяч.

— Так дорого? — пролепетала я, мысленно прощаясь не только с бассейном, но и с тренажёрным залом.

— Отворот всегда дороже приворота, — дуя на ложку с супом, просветила меня хозяйка.

За свободу Бориса я готова была заплатить любые деньги, поэтому без разговоров выложила нужную сумму и засобиралась уходить.

— Быстрого результата не обещаю, — провожая меня, предупредила Серафима. — Должно наступить новолуние, нужно собрать кое-какие материалы для обряда, затем должны совпасть все компоненты заговора по фазам. Только тогда результат будет достигнут.

— А почему приворот так быстро получился? — недоверчиво протянула я, застёгивая сапоги.

— Приворот всегда делать легче, чем отворот, — заметила хозяйка, закрывая за мной дверь.

Всю дорогу я размышляла, знает ли муж Серафимы о талантах супруги. Если знает, то как он с ней живёт? По доброй воле или при помощи приворота?

* * *

Приехав в офис, я первым делом подошла к кудрявому другу, надеясь объясниться. Борис был занят — обхватив голову руками, сидел за рабочим столом и ругался с кем-то по телефону.

— Не понимаю, Инга Кирилловна, почему вы возражаете против того, чтобы мы подъехали? Моя клиентка желает принести свои извинения и соболезнования. Евгении тяжело осознавать, что от ее руки пострадал человек, и она хочет попросить прощения у его родных. Госпожа Лацис, прошу вас, держите себя в руках… Ну всё, с меня хватит! В таком тоне я не намерен разговаривать.

Борис сердито бросил трубку на базу и хмуро уставился на меня.

— Ну, здравствуй, Агата, — с трудом выдавил из себя Джуниор, точно его язык не поворачивался произнести моё имя.

— Привет, Борь, — невозмутимо откликнулась я. — Я тут такое узнала!

— Пойдём выйдем, разговор есть, — кивнул на дверь кудрявый друг, досадливо морщась.

— Я тоже собиралась с тобой поговорить, — выдохнула я, внутренне холодея.

Такого презрения на лице Джуниора я не видела за все долгие годы нашей дружбы. Но это не помешало мне задержаться на пару секунд и быстренько переписать номер Инги Лацис, сохранившийся на дисплее телефонной трубки.

На кухне, куда мы с Борисом пришли для беседы, никого не было. Не сводя с меня неприязненного взгляда, Устинович-младший опустился на стул и, глотнув воды прямо из чайника, тихо проговорил:

— Ночью я получил от тебя одну и ту же эсэмэску, правда, в каком-то диком количестве экземпляров, и понял, что у тебя, Агата Рудь, сорвало крышу. Ты вконец потеряла женское достоинство и позоришь себя, как последняя дура.

— Борь, я просто хотела… — начала было я.

Но Джуниор не дал мне договорить.

— Не смей меня перебивать, — рявкнул он. — Ты названиваешь мне по ночам, шлёшь мне сообщения — в общем, унижаешься так, что мне делается за тебя стыдно. Я подумал, что единственный человек, которого ты послушаешься и прекратишь меня преследовать, — это твоя бабушка. Собрался и поехал в Снегири, рассчитывая переговорить с Идой Глебовной. Чтобы не напугать твоих стариков, я оставил машину за воротами дачи и пролез через дырку в заборе. В окне гостевой спальни горел свет. И в кабинете тоже. Я подумал, что у Иды Глебовны и Владлена Генриховича гости. Подошёл к дому, чтобы узнать, кто же это, и заглянул в окно. И знаешь, кого я увидел в кабинете твоего деда?

Я молчала, отлично зная, каким будет продолжение гневной речи кудрявого друга.

А Борька сплюнул себе под ноги и с болью в голосе проговорил:

— Арзамасова! Ты даже шифр от сейфа ему сказала! А мне ты никогда его не говорила, сколько ни просил! И «Историю масонского ордена» дала ему почитать! Подумать только, ты и Гауляйтер! Такого предательства, Агата Рудь, я от тебя не ожидал.

— Боря, ты можешь успокоиться и выслушать меня, не перебивая? — стараясь не сорваться на крик, наконец-то смогла я вклиниться.

— Не надо оправдываться, я видел вас, — кривя губы, словно собираясь заплакать, протянул Джуниор.

— Что значит — видел? — оторопела я. — Видел — где?

— Вы были в твоей комнате, — всхлипнул-таки Борька и посмотрел на меня глазами обиженного ребёнка.

— Как ты мог нас видеть, если моя спальня на втором этаже? — не поверила я. — Ты что, на дерево залез?

— А хоть бы и на дерево! — с вызовом ответил Джуниор, снова хватаясь за чайник и делая из него большой глоток. — Арзамасов же тебя не любит, просто вербует тебя в сторонники! Ты что, не понимаешь, что он делает всё, чтобы заграбастать себе наследство брата и оставить племянницу на бобах? Женька рассказывает про него кошмарные вещи! Ее дядя убивает неугодных так же легко, как прихлопывает мух!

— А ты не думал, что ситуация может быть диаметрально противоположная? Может, как раз твоя ненаглядная Женечка мечтает оставить брата отца без завещанных ему денег?

— Что ты несёшь какую-то чушь? Ты просто ревнивая кретинка! — вспыхнул Устинович-младший.

В этот момент приоткрылась дверь, и в образовавшуюся щёлку просунулось озабоченное лицо Пола Банкина.

— Салют, коллеги! — приветствовал он нас. — Чайку можно попить? Никому не помешаю?

— Заходи, Паш, — обрадовался шофёру Борис, демонстративно не глядя в мою сторону. — Я у тебя спросить хотел: не будешь возражать, если в субботу в твоей квартире мальчишник устроим? Женюсь, понимаешь, на Жене, надо бы по-мужски отметить это дело.

Глаза Банкина в тот же миг загорелись радостным огнём. Но через секунду в них отразилась горечь разочарования. Пол распахнул дверь кухни и, с сожалением глядя на Бориса, простодушно пояснил: