— Он что?.. — Селиверстов выглядел не просто удивленным — у него натурально отвисла челюсть.

Сергей кивнул:

— Ага. То ли наполовину, то ли на четверть, не помню. По матери вроде бы. Слышь, фельдмаршал, квакни что-нибудь в свое оправдание.

Немец заговорил, выдав довольно спокойно длинную тираду на своем лающем языке. Плахов соответственно перевел. Как оказалось, немец достаточно вежливо (учитывая его положение, неудивительно) отказался от сотрудничества и потребовал обращаться с собой, как и положено с военнопленным. Сергей ухмыльнулся и заметил, что СССР по этому поводу никаких бумаг не подписывал. Ну а Селиверстов, внезапно побелев от злости, предложил обойтись с фрицем так, как немецкие солдаты обходятся с русскими пленными. К примеру, танком раздавить. Или сыграть в «подколи свинью». И даже объяснил, как это делается. А потом, для лучшего понимания, врезал пленному в зубы, да так, что фельдмаршал кубарем укатился в угол вагона.

Он бы еще добавил, благо Сергей не имел ничего против, но тут появился Громов, утихомиривший бойца одной хлесткой фразой. После чего с неодобрением посмотрел на пытающегося встать немца и поинтересовался, что здесь происходит. Ну, что же, пришлось объяснить.

К тому моменту, как рассказ завершился, пленный встал наконец на ноги. Стоит отдать ему должное, взгляд фельдмаршала остался твердым, а осанка гордой. Хотя, конечно, вид слегка портила опухшая щека — Селиверстов перестарался. Не принято здесь было пока что так обращаться с генералами. Сергея, который знал, до чего дойдут реалии войны буквально через несколько месяцев, отнесся к этому спокойно, а вот Громов смотрел на происходящее явно неодобрительно. А еще, он пристально разглядывал фон Бока, словно пытался что-то вспомнить.

— Что скажешь, Николай Васильевич? — уловив это, спросил Хромов. — Или знакомого встретил?

— Очень даже может быть, — задумчиво пробормотал старый разведчик и вдруг выдал длинную фразу на немецком. Судя по удивленному лицу переводчика — чистейшем, даже лучше, чем у него самого. Сергей лишь присвистнул мысленно. Вот оно, преимущество старой школы образования.

Немец ответил. Плахов хотел было перевести, но Сергей остановил его жестом. Захочет Громов поделиться информацией — скажет сам, а ничего плохого он точно не сделает.

Разговор между тем продолжался и велся все активнее. Причем фон Бок оживал на глазах. Странно было это видеть. Однако всему на свете приходит конец, и разговор, похоже, тоже закруглился. И Громов, обернувшись, негромко сказал:

— Похоже, ты был прав, старшой…

Интерлюдия. За четверть века до…

Еще громыхала война, которую позже назовут Великой. Ирония судьбы — по сравнению со следующей она будет выглядеть куда менее внушительно… Однако же орудия громыхали, страсти кипели, а штабс-капитан Громов ползал по вражеским тылам. «Языков» таскал — как правило, не очень высокого уровня. Много ли знает фельдфебель? На уровне своего взвода максимум. Ну, или лейтенант — на ротном уровне, да и то не полностью. А командование требовало большего, и в результате было принято решение идти в глубокий рейд, благо сплошной линии фронта в лесах и болотах не существовало в принципе, и небольшую группу во вражеский тыл можно было провести с относительным комфортом. Насколько вообще можно говорить о комфорте на войне…

Откровенно говоря, с противником им не повезло изначально. Это не турки, которые уже на генетическом уровне привыкли бегать от русских[17], и даже не австрийцы. Это — немцы, единственные солдаты, которых можно было безо всякого преувеличения считать равными себе. И сейчас противостояла им немецкая одиннадцатая армия, подразделение далеко не из худших.

Службу немцы нести умели хорошо, но вот склонность к излишней упорядоченности их порой серьезно подводила. Вот как сейчас, например. Немецкий солдат будет честно охранять порученный ему пост, однако если что-то происходит вне его зоны ответственности, то вряд ли чересчур заинтересуется происходящим. И уж тем более не станет без приказа бдеть сырой, промозглой осенью на краю никому даром не нужного болота. А зря.

Именно по болоту и провел своих людей Громов. Конечно, это не шоссе, но и не трясина, а солдатская смекалка выручала его и людей, идущих следом, уже не раз. Сплетенные из ивовых веток болотоступы позволяли идти по затянувшему топь сверху прогибающемуся, но не рвущемуся мху, пускай и с некоторой опаской. Два часа — и вот они уже в немецком тылу, где, в отличие от передовой, гансы не шныряют. Оставалось лишь отойти подальше, тем более что в ближних тылах им делать особенно-то и нечего, там разве что все те же ротные попасться могут. Им же сейчас нужна была совсем иная дичь.

Их было четверо. Старший — не по возрасту, а по опыту и званию — штабс-капитан Громов. Для него это был уже двадцать четвертый выход. Правда, глубокий рейд всего-то третий, да и то он должен был стать самым протяженным в его практике. Но тем не менее бывший студент чувствовал себя вполне уверенно. Война научила его осторожности, но избавила от страха. И пусть говорят, что на войне нельзя не бояться. Оно так, но во время рейда страх не приходил к нему ни разу. Соответственно, он не терял головы и выбирался из серьезных передряг с минимальными потерями. И людей своих выводил, а потому идти с ним в рейд считалось за удачу.

Вторым шел поручик Берг. Фамилия немецкая, происхождение тоже, и некоторые пытались его этим тыкать. Недолго — аккурат до простонародного тычка в зубы. Никакими дуэлями Берг заниматься не собирался, считая благородно драться с дураками ниже своего достоинства. А вот по морде от него прилететь могло запросто. Как и многие немцы, приехавшие в Россию еще в петровские времена, Берг не просто обрусел. Он был более русским, чем большинство представителей «стержневой нации». И воевал не просто хорошо — отлично, два «Георгия» на груди об этом говорили лучше слов.

Замыкали отряд Пахомов и Гришин, крепкие сибирские мужики. Охотники, умеющие бить соболя в глаз и понимающие лес, знающие его, как свою избу. В свое время Громову предлагали брать с собой казаков-пластунов, однако, посмотрев на них, он отказался. Много бахвальства, свое мнение по любому поводу, а вот боевые навыки явно преувеличены. Может, какие-нибудь уральские или уссурийские казаки и хороши, но донцы ему не глянулись.