Поэтому мы ждали. Наконец на востоке поднялось солнце, озарило мир чистыми лучами и осветило усталые лица норвежцев. Они по-прежнему держали строй, впрочем, как и люди Эльдреда. Так продолжалось до середины дня, когда ветер утих.

Только тогда Сигурд решительно кивнул и повернулся к своим воинам. Его глаза свирепо сверкнули на осунувшемся лице. Теперь по крайней мере у одного дракара появилась надежда уйти, даже если Эльдред на нас нападет.

— Глум, ты остаешься с кораблями, — приказал ярл и знаком показал команде «Змея», чтобы те приготовились идти с ним.

Воины с радостью повиновались. Они с облегчением закидывали на спины тяжелые щиты, разминали затекшие руки и ноги. Глум перестроил оставшихся людей в меньший, но такой же смертоносный клин.

Сигурд кивнул мне, показывая, что я должен пойти вместе с ним в зал к Эльдреду. Браму он приказал остаться с Глумом, потому что здоровяку сильно досталось. Он хромал, но отказался, изрыгнув поток ругательств, и тоже закинул щит за спину, собираясь идти.

— Оставайся здесь, Эльхстан. Я должен идти с Сигурдом, — сказал я и пожал руку мастера, тощую, словно лучина.

Старый плотник кивнул и стиснул мне плечо. Его водянистые глаза всмотрелись в мое лицо с явной тревогой, даже отчаянием.

— Береги волосы на голове, старик. Я вернусь и проверю, не обратили ли тебя в язычника, — попытался я улыбнуться.

Однако мне было понятно, что на самом деле Эльхстан тревожился не за себя, а за меня. Я поспешил тронуться следом за Бьорном и Бьярни, прежде чем его страхи не стали моими собственными.

Мы поднялись по склону, заросшему березами, папоротником и колючим зеленым утесником, над которым жужжали пчелы, прошли мимо низкорослых дубов, вязов и ясеней и оказались на поляне, покрытой пнями. Именно здесь Улаф, Глум, Флоки и остальные ждали, пока я схожу за мясом. Затем в сопровождении англичан, следовавших в некотором отдалении, мы стали спускаться с холма по раскисшей тропе. Я пожалел о том, что у меня, в отличие от остальных скандинавов, нет копья. Норвежцы втыкали древки в скользкую грязь, чтобы удержаться на ногах.

— Завтра в это время мы уже будем богатыми людьми, — заметил Бьорн брату, когда мы спустились в долину, имеющую форму неглубокой миски, где жили люди Эльдреда.

Несколько домов стояли за невысоким частоколом. Волчья стая жадно разглядывала деревню. Воины ухмылялись при мысли о том, что их ждут здесь еда, серебро и женщины — заветная добыча скандинавов. Ручей местами пропадал под землей и снова появлялся. Как и предсказывал Сигурд, он вытекал из самого сердца селения, где вращал старое мельничное колесо, размеренным скрипом нарушавшее полуденную тишину. Моросил мелкий дождь. Крестьяне ухаживали за скотиной, носили воду и хворост, плели шерсть и шили из льняных холстов одежду. В кузницах гремели молоты, гончары обрабатывали глину, ремесленники трудились с камнем, стеклянными бусами, бронзой, серебром и костью.

— Или богатыми, или мертвыми, брат, — ответил Бьярни, поправляя на спине круглый щит.

Повсюду были разбросаны бревенчатые избы. Дым очагов накрывал деревню одеялом. Сгущались сумерки. Сладковатый запах деревьев, витающий в воздухе, напомнил мне Эбботсенд.

— Кажется, это место подходит для того, чтобы растить малышей, — заметил Улаф, указывая на штабеля бревен и недостроенные дома, видневшиеся на окраинах селения. — Работящему человеку здесь есть чем заняться. Да и земля тут плодородная, — тоном знатока добавил он.

— Мы возводим еще одну церковь. Из обработанного камня! — объяснил Эльдред, покачиваясь в седле и указывая на цоколь высотой по колено, расположенный позади зала, предназначенного для проведения торжеств. — Ведь негоже лепить дом Отца нашего из соломы и свиного дерьма, правда?

Камни, уже лежащие в кладке, напоминали те, из которых была сложена сторожевая башня, торчавшая на холме над Эбботсендом, но другие, громоздившиеся рядом, представляли собой грубо отесанные глыбы.

— Мой каменщик говорит, что на возведение церкви потребуется два года. Это означает, что на самом деле работа затянется года на три-четыре, но древний фундамент очень прочный. В старину умели строить на века. Наверное, вам хочется узнать, что сталось с теми людьми, правда? Великий был народ!

Сигурд вопросительно посмотрел на Улафа, но тот равнодушно пожал плечами.

— Монахи рассказали мне, что раньше здесь был языческий храм, — продолжал Эльдред, почесал коня между ушами и поднял палец. — Да окрепнет царство Господа! — Скандинавы оскалились, и олдермен раздраженно потер голову. — Хотя вас, разумеется, подобные вопросы мало интересуют, поскольку вы прозябаете в темноте.

— Наши боги повсюду сопровождают нас, олдермен, — на хорошем английском языке ответил Сигурд. — Они живут здесь и еще вот где! — Ярл прикоснулся к амулету Одина, висящему на его шее, а потом ударил себя в грудь.

— Я просто хотел сказать, что не желал бы оказаться на твоем месте в Судный день, только и всего, — пробормотал Эльдред, легко соскочил с седла и протянул поводья рабу. — Подождите здесь. Я объявлю о вашем прибытии.

Олдермен исчез внутри внушительного сооружения, стены которого были сделаны из смеси глины, гравия и соломы, а на остроконечной крыше желтели свежие снопы. Сигурд повернулся к своим воинам и прикоснулся пальцами к глазам, ясно предупреждая, что надо быть настороже. Невдалеке стояла группа мальчишек с деревянными мечами. Они восхищенно наблюдали за нами, в то время как взрослые крестьяне продолжали заниматься своими делами, но уже медленнее, двигаясь неторопливо и расчетливо. Их глаза наполнял страх.

«Вы не зря боитесь, — подумал я. — Мне довелось быть свидетелем того, как эти люди безжалостно расправились с такими же селянами, как вы. Они спалили дома, не отличающиеся от ваших. Я видел, что они сделали с Гриффином».

Я похлопал по крупу коня Эльдреда. Благородное животное дернулось, заржало, тряхнуло головой и едва не вырвалось из рук конюха.

— Ворон, лошади чувствуют запах моря, исходящий от человека, — объяснил Улаф, глядя на коня, бешено вращающего глазами, и на беднягу конюха, который ругался, с трудом справляясь с ним. — Они боятся его точно так же, как мы страшимся саму Хель и ее грудь, искусанную блохами.

Угрюмая богиня Хель была наполовину черной. Вторая часть ее тела сохраняла естественный цвет. Она сторожила подземный мир, души людей, умерших от болезней и старости. За это на них было наложено проклятие.

— Держите мечи в их логовах, ребята, — предупредил Улаф. — Эйульф, опусти свою секиру. Этот чертов топор похож на член, алчный до влагалища!

Дружный смех на мгновение разрядил общее напряжение, но Сигурд тотчас же снова одернул своих людей.

— Будьте похожи на беспощадных кровожадных сукиных сынов, ребята, каковыми вы и являетесь, — сказал ярл, омывая руки в бочке для сбора дождевой воды, стоящей у входа. — Если англичане обманут нас, то нам придется с боем прокладывать себе дорогу к морю.