Когда последние двое англичан выскочили за дверь, ярл поднял щит и скомандовал:

— Стойте, ребята! Останавливаемся здесь!

— Надо преследовать врага, Сигурд! — воскликнул Брам. — Англичане отходят.

Предводитель покачал головой, разбрызгивая вокруг себя капли пота и крови.

— На улице они нас окружат, Брам. Их лучники разорвут нас на части.

— У меня нет ни малейшего желания собрать своей задницей кучу стрел. — Кнут скорчил гримасу. — Только не после всего этого.

Брам поджал распухшие, окровавленные губы и кивнул, принимая решение ярла. Снаружи ночь кишела кричащими людьми, жаждавшими отомстить нам. Улаф был прав. Похоже, все окрестные англичане собрались здесь, чтобы нас уничтожить. Тут были и женщины.

— Я не допущу, чтобы меня сразила стрела, выпущенная бабой, — сказал Свейн. — Скальды в своих преданиях ни за что не скажут такое о Свейне Рыжем.

— Скорее Асгот встанет на колени перед Белым Христом, — усмехнулся Брам, похлопал великана по спине и ногтем проверил остроту своего меча.

— Загородить дверь! — распорядился Сигурд.

Бьорн и Бьярни закрыли заднюю дверь и привалили к ней скамьи. С улицы по-прежнему доносились крики англичан, но в зале Эльдреда наступила странная тишина. Мы остались наедине с мертвыми.

— Асгот, займись ранеными. Эрик, помоги ему.

— Все это дело рук Кровавого глаза, — прокаркал Асгот, указывая на меня. — Он плюнул на твое везение, Сигурд, и оно прокисло.

Ярл оглянулся на меня, ткнул мечом в сторону жреца и спросил:

— Ты все еще дышишь, годи?

— Боги сохранили мне жизнь, потому что я их почитаю, — ответил тот.

Намек на то, что Сигурд богов не почитает, был слишком очевиден. Какое-то мгновение ярл и годи пристально смотрели друг на друга. Мне казалось, что даже неподвижный воздух между ними охватила дрожь.

— Ты слышал, что сказал наш предводитель, мой мальчик? — вспорол гнетущую тишину Улаф, обращаясь к сыну. — Займись ранеными.

Тут он поймал на себе мой взгляд, и я с благодарностью кивнул ему. В ответ Улаф чуть склонил голову и снова повернулся к Эрику. Тот с сосредоточенным мрачным лицом приступил к работе. Сын Улафа больше не был неопытным юношей. Он стал равным со всеми прочими. Эрик проливал свою и чужую кровь вместе с ними. Они этого никогда не забудут. Мы уложили убитых — Сигтригга, Ньяла, Олега, Эйульфа, Гуннлауга, Нортри и Торкеля, расправили им руки и ноги и оставили неприкрытыми белые лица, сиявшие воском в дрожащем пламени свечей. Асгот исполнил над ними обряд смерти. Все остальные тем временем занимались своими ранами, проверяли оружие и присматривали за дверями.

— Сегодня ночью наши товарищи будут пировать в Валгалле, — сказал Сигурд, который держал спину прямо, хотя его взгляд выдавал усталость. — Они сядут за стол Одина рядом со своими отцами. — Ярл сверкнул глазами и посмотрел на уцелевших бойцов. — Ни один из нас, живых, не может просить о большем.

Воины глухими восклицаниями выразили свое согласие. Мне показалось, что они завидовали своим товарищам, которые лежали мертвыми на соломе, перепачканной кровью. Ведь душам убитых предстояло вскоре войти в Зал павших, к Одину.

— Надо сломать стол, — предложил Улаф, вытирая поте лица. — Часть его мы используем, чтобы загородить дверь, а остальное сожжем в очаге. Не исключено, что нам предстоит провести здесь всю ночь. Парни, мне не хотелось бы, чтобы вы простудились.

Мы оттащили убитых англичан в угол, где я прятался в начале боя, и прикрыли их же собственными окровавленными плащами. Всего их было десятеро, не считая тех, кто остался в темноте, озаренной факелами, за дверью, которую оборонял Улаф.

— Вот вам и английское гостеприимство, — проворчал Флоки Черный, снял шлем и запустил пятерню в спутанные грязные волосы.

Он пнул перевернутую миску, разбрызгивая объедки по соломе, затем посмотрел на котел, висевший над очагом.

— Бьярни, там еще осталась похлебка? Ничто не пробуждает чувство голода так, как смертельная схватка.

Я не понимал, как Флоки мог думать о еде среди всей этой крови.

— Тебе надо было бы выпотрошить этого пса Эльдреда, как только он впервые попался тебе на глаза, Улаф, — сказал Гуннар, ощупывая зазубренное острие своего меча.

Он выругался, обнаружив глубокую щербину у самого костяного эфеса, отделанного серебром. Потребуется несколько часов работы точильным камнем, чтобы ее заровнять.

— Если нам удастся отсюда выбраться, то вернусь со следующим же приливом, чтобы спалить эту выгребную яму дотла!

Улаф внезапно побледнел и схватил ярла за плечо.

— Сигурд, а ведь англичане могут подпалить зал! Сжечь его, и нас вместе с ним.

Предводитель покачал головой.

— Эльдред на такое не пойдет. Он скользкий гад, но это его зал торжеств. — Ярл скорчил гримасу. — Он заплатит за это кровью.

Сигурд понял, что Улафа вряд ли убедили его слова, и спросил:

— А ты сам поджег бы собственный зал?

Кормчий подумал, покачал головой и признался:

— Нет.

— Возможно, Эльдред убит, — возразил Брам, похожий на медведя, и глаза на лице, покрытом шрамами и ссадинами, сверкнули яростью. — Молодой Эрик хватанул его секирой. Олдермен визжал, как свинья.

Улаф с любовью похлопал сына по плечу. Светловолосый Эрик гордо выпрямился и скромно сказал, что удар получился лишь скользящим, не смертельным.

Сигурд покачал головой и уверенно заявил:

— Чтобы ни думал Эльдред, у него есть сыновья, каждый из которых будет рад иметь такой зал. Нет, англичане его не подожгут. — Ярл повернулся к Асготу, который сидел на корточках перед убитыми, и водил в воздухе костлявыми руками, завершая посмертный обряд. — А ты что скажешь, годи?

Асгот поднял взгляд на почерневшие балки крыши, расчистил перед собой солому, отцепил от пояса мешочек и бросил кости на утрамбованный земляной пол. Его лицо сморщилось, сжалось, но глаза, неестественно яркие в полумраке зала, широко раскрылись.

— Сигурд, англичане подожгут зал, — сказал годи.

Нас оставалось восемнадцать. Улаф приказал мне вооружиться надлежащим образом.

Я присел рядом с коченеющим трупом Ньяла, стал отцеплять меч с его пояса, но тут на меня зашипел Асгот:

— Осторожнее, мальчишка! — Его древнее лицо было полно ненависти. — Здесь находятся девы смерти. — Желтые глаза годи закатились к балкам потолка. — Они встречают души павших, чтобы проводить их в Валгаллу. От этих сучек можно ожидать любого коварства, — усмехнулся жрец.

Я возился с кольчугой Ньяла, пытался стащить ее с его побелевшего тела и вполголоса напевал языческий гимн, чтобы демоны пролитой крови не приняли меня за убитого и не забрали с собой по досадной ошибке. Наконец я натянул на себя бринью и ощутил запах смазки, покрывающей стальные кольца. Тяжесть железной рубахи поразила меня, пригнула тело к земле. Я испугался, что не смогу в ней двигаться, однако обнаружил, что кольчуга практически не сковывает движений. Ощущать на себе ее вес было отрадно. Я понимал, что такая одежда надежно защитит меня от стрел.