– Ваше высокоблагородие, разрешите доложить?!

– Давай!

– Наблюдатели доложили, что темно и они ничего не видят.

Пашутин обернулся к офицерам и сказал:

– Ротмистр, пусть ваши люди снимут шашки.

– Будет сделано, господин подполковник.

– Соблюдать тишину! Ни слова, ни звука! Еще раз напомните об этом своим людям! Теперь вам, господа офицеры! Не забывайте о том, что боевики нам нужны живыми. Что хотите, делайте, но брать живыми! С богом, господа.

Спустя минуту офицеры во главе своих людей словно растворились в темноте, а нам снова оставалось ждать. Какое-то время мы стояли и молчали, вслушиваясь в топот множества тяжелых сапог. Когда он затих, стало слышно лишь шумное дыхание да легкое топтание за нашими спинами жандарма, оставленного в качестве посыльного. Так прошло какое-то время, как вдруг раздался негромкий и неуверенный крик:

– На помощь! На помощь!

Развернувшись, мы бросились со всех ног. Спустя пару минут мы стояли у широко распахнутых дверей склада, освещаемых фонарем, висевшим на крюке, над самым входом. Именно в нем должны были находиться кладовщик со сторожем, но вместе них в круге неяркого света топтались двое испуганных солдат. Услышав топот наших ног, они, резко развернувшись, выставили штыки.

– Стой! Стоять! Пароль! – но стоило им увидеть офицера, как они сразу вытянулись во фронт, испуганно тараща глаза на подполковника.

– Чего кричали, болваны?! – сердито спросил их Пашутин.

– Я… кричал, ваше высокоблагородие, – ответил одетый в длинную не по росту шинель, совсем еще молодой солдат. – Там это… мертвяк лежит. У мешков…

Обойдя солдат, мы быстро вошли в помещение склада. В глубине на одной из опор висел второй фонарь, свет от которого давал возможность увидеть, что склад на треть был завален какими-то мешками, а перед ними лежало неподвижное тело. Подойдя к нему, я увидел жандарма, лежащего в луже крови. Наклонившись над ним, увидел, что у того разрублена голова, а рядом лежит окровавленный топор. Быстро огляделся вокруг. Никого и ничего. Ко мне подошел Пашутин. Бросив взгляд на мертвое тело, нахмурился, затем, ничего не говоря, резко развернулся и быстро зашагал обратно к двери, я вышел вслед за ним. Остановившись рядом с жандармом, который продолжал стоять около двери вместе с солдатами, приказал:

– Остаешься здесь. Никого не пускать. Вы двое! На свой пост! Живо!

– Слушаюсь, ваше высокоблагородие! – отрапортовал вытянувшийся жандарм.

– Слушаюсь, ваше высокоблагородие! – повторили за ним солдаты, а затем, сорвавшись с места, побежали на свой пост.

– Идем, Сергей! – позвал меня Пашутин и сам торопливо зашагал в темноту.

Мы шли к месту засады, вот только зачем? Только миновали помещение склада и вышли на пустошь, как услышали быстрый топот. Остановились, выжидая. Из темноты выросла фигура жандарма. Узнав нас, он вытянулся.

– Ваше высокоблагородие! Господин ротмистр прислал узнать…

– Оцепили? – резко оборвал его подполковник.

– Так точно, ваше высокоблагородие.

– Идем, проводишь.

– Слушаюсь!

Не успели мы пройти и половины пути, как вдруг темноту прорезала яркая вспышка, а затем раздался грохот. От неожиданности мы, все трое, замерли на месте, вглядываясь в темноту и пытаясь понять, что произошло. Раздавшиеся впереди крики вперемешку со стонами и выстрелами ясности не прибавили. Жандарм, шедший с нами, выхватил из кобуры револьвер и смотрел на нас в ожидании приказа. Вдруг издали раздались громкие команды подпоручика:

– Отставить! Прекратить стрельбу! Зажечь фонари!

Около десятка фонарей вспыхнули, сразу обозначив в темноте человеческие фигуры. Теперь было видно, что кто-то из них наклонился над ранеными, другие настороженно вглядывались в темноту, поводя оружием.

«Ловушка… Может, они где-то…» – мысль не успела толком созреть, как вдруг раздались выстрелы со стороны сгоревшей конюшни. Выпустив с десяток пуль в освещенных фонарями солдат и жандармов, боевики вызвали среди них панику и переполох, заставив одних бессмысленно метаться, а других залечь, вжавшись в землю или спрятавшись за остатками стен. Кто-то дико закричал от боли.

– Потушить фонари! – раздались новые приказы подпоручика. – Первое отделение ко мне! В шеренгу! Приготовиться к стрельбе в сторону сгоревшего здания!

– Ложитесь, а то они и нас заодно подстрелят, – шепнул я и сам подал пример, падая на мокрую, холодную траву, а уже в следующую секунду громыхнул нестройный залп, перекрывая отдельные револьверные выстрелы.

«И это распланированная операция. Бардак, да и…» – тут мои мысли оборвал приближающийся к нам топот ног. Их почти сразу заглушил новый винтовочный залп, но на фоне ярких вспышек на миг стали видны две бегущие на нас темные фигуры. Десять метров. Пять метров. В следующее мгновение я вскочил на ноги и нанес два молниеносных удара.

– Подпоручик, отставить стрельбу!! – закричал в темноту вскочивший на ноги Пашутин. – Оцепить…

Договорить ему не дал громкий крик одного из часовых, оставленных на складах:

– Стой! Пароль! Стрелять…

Его крик оборвал револьверный выстрел, раздавшийся у складов.

«Все-таки прорвались, суки!» – только я успел так подумать, как в том же месте ударила винтовка, а за ними раздался дикий крик смертельно раненного человека, который резко оборвался.

– Подпоручик!! Оцепить сгоревшие конюшни!! – снова закричал Пашутин.

– Я к складам, Миша.

– Иди! – бросил он мне уже на бегу. Жандарм кинулся за ним вслед. Я побежал обратно, к складам. Уже подбегая к посту, я вспомнил про пароль и закричал:

– Сорока! Сорока!

В ответ раздались совсем невоенные, сбивчивые крики часовых:

– Он здесь! Ваше благородие! Здесь он лежит!

Стрелками оказались старые знакомые, молодые парни, поднявшие шум в первый раз. Сейчас они мялись, переступая с ноги на ногу, с испуганно-несчастными лицами. Еще в первый раз я обратил внимание на то, что эти молодые парни, похоже, были только-только призваны в армию.

– Что случилось? Только кратко.

– Так это, ваше благородие, он бежит… а я ему кричу: пароль! Он стрельнул, ну а я в него… стрельнул.

– Ясно.

Подойдя к телу, лежащему навзничь, я нагнулся. Молодой мужчина, лет тридцати, с худым лицом, смотрел в темноту невидящим взглядом. На светлой рубашке, выглядывавшей из-за короткого расстегнутого полупальто, было видно большое темное пятно. В правой руке был зажат револьвер.

– Ваше благородие, я ведь по приказу… – раздался за моей спиной робкий голос солдата, который первый раз в жизни застрелил человека и теперь сильно переживал по этому поводу.