– Неужели вы это сделаете? Неужели вы согласитесь заниматься моим ребенком?

– Почему же нет? В Париже она будет чувствовать себя лучше, вы ведь сказали, что ее здоровье требует пристального внимания. Я люблю детей, и, привезя ее сюда, вы порадуете меня, мой друг.

– Элизабет! Ах, Элизабет! Мне кажется, любовь к вам будет расти с каждым днем! Чем же я заслужил такое счастье?

Смущенная благодарностью Мишеля, Элизабет отвернулась и заговорила о другом. А Мишель Симон, как только простился с ней, поспешил купить для своей прекрасной подруги и маленькой Элизы небольшой, но очаровательный замок Монтале на холмах Медона.

Влюбленные строили сладкие планы на будущее, делали вместе с маленькой Элизой первые шаги в семейной жизни, как вдруг на их безоблачном горизонте появилась грозовая туча. Отец Мишеля, Симон-старший, шорник, занимающийся каретным делом, человек положительный и серьезный, слышать не хотел, чтобы сын женился на актрисе, чтобы его честно заработанные экю попали в руки потаскухи. Он так бушевал, обличая сына, что сестра Мишеля, тихая Каролина, застенчивая и прекрасно воспитанная девушка, предпочла покинуть отцовский кров, соединив судьбу с красивым офицером армии Самбрэ-Мёз без гроша в кармане. Такой поворот судьбы трудно пережить порядочному отцу семейства, и, погоревав, он отписал сыну, что пока не отлучает его от семьи. Потом погоревал еще немного, пожевал свой ус, собрал чемодан и сел в карету, направляющуюся в Париж, решив разыграть как по нотам сцену из «Дамы с камелиями» для этой особы.

Но жизнь горазда на сюрпризы даже для отцов Дювалей, и нашему брюссельцу вскоре предстоит об этом узнать.

Мадемуазель Ланж очень нервничала. Господин Симон-старший сообщил, что придет с визитом в четыре часа, часы уже показывали половину четвертого, и, не в силах сдержать волнение, молодая женщина ходила взад и вперед по просторной террасе Монтале. Она прекрасно знала, что ее ждет через полчаса, и ей было страшно.

Жюли Кандей, ее лучшая и, вполне возможно, единственная подруга, наблюдала, как развевается на ходу платье Элизабет, на этот раз самое скромное, из белого индийского муслина с вышивкой, и, казалось, слегка посмеивалась.

– Ты напрасно так нервничаешь, Лиза! – сказала она. – Сколько можно тебе повторять: вот увидишь, все обойдется.

– Откуда у тебя такая уверенность – не понимаю! И еще меньше понимаю, с чего вдруг ты так настаивала, что должна присутствовать при этой крайне неприятной встрече. Хотя с тобой мне, конечно, немного спокойнее.

Прекрасная Кандей, не менее яркая театральная звезда, улыбнулась, показав прелестные белые зубки, и тряхнула пышными золотыми волосами.

– Да с чего ты взяла, что она неприятная? Клянусь тебе, это будет чудесная встреча!

– Чудесная встреча со старым медведем, который потребует вернуть своего сына, грозя мне судом и всяческими ужасами? Ты что-то путаешь, моя дорогая!

– Ничего я не путаю, вот увидишь, что я права! Не случайно же я совсем недавно воплощала богиню Разума! Поверь мне, и все пойдет как нельзя лучше!

– Будем надеяться!

Молодая женщина уселась в шезлонг, но тут же вскочила с пылающими щеками. Лакей объявил о приезде ожидаемого гостя.

Жан Симон вошел, и лицо его говорило о решимости мгновенно покончить с неприятным делом. Он вовсе не был стариком, как думала Элизабет. Это был сильный высокий мужчина лет пятидесяти-шестидесяти, с лицом довольно симпатичным, если бы гнев и раздражение не искажали его черты. По всему было видно, что зловещий и мрачный взгляд был вовсе ему не свойственен.

– Мадемуазель, – начал он с сухим кивком, – прошу простить мое вторжение, но…

– Позвольте, я сначала вас представлю моей лучшей подруге, – произнесла мадемуазель Ланж, и голос у нее дрожал куда сильнее, чем ей хотелось бы. – Мадемуазель Жюли Кандей, театр Комеди Франсез.

Симон не заметил сразу молодую женщину, стоявшую в тени большого розового куста, цветущего в синем фаянсовом горшке. Увидев ее, он очень удивился, радостно воскликнул, распрощался с маской разгневанного отца и с широкой улыбкой устремился к прелестной актрисе. Он поцеловал ее руку с весьма удивившим Элизабет восторгом. А господин Симон в это время восклицал:

– Неужели вы? Какая нежданная радость увидеть вас здесь!

– Так, значит, вы меня не забыли? – кокетливо промурлыкала Жюли.

– Забыть вас?! Можно ли забыть звезду, которая однажды спустилась с небес? Наш вечер в Брюсселе – мое самое драгоценное воспоминание! Ах, мадемуазель Кандей, не буду скрывать, что, отправляясь в Париж, я думал о вас, но и предположить не мог, что встречу вас так скоро!

– Все актрисы знакомы друг с другом, – улыбнулась Жюли, незаметно подмигивая подруге, которая, приоткрыв рот от изумления, смотрела на неожиданный спектакль. – Я же рассказывала тебе, Элизабет, как мы играли в Монэ[14] «Галантного Меркурия»[15], и о чудесном вечере, который мы провели потом с господином Симоном. Моим соотечественником, надо сказать, потому что сама я фламандка.

– Да, наверное, рассказывала, – промямлила Элизабет, которой Жюли ни о чем и словом не обмолвилась. – Но я, верно, позабыла.

Зато господин Симон не забыл о хозяйке дома, он подошел к ней с широкой улыбкой, очень красившей лицо пожилого бонвивана.

– Тысяча извинений, мадемуазель, за вторжение в ваш дом и тысяча благодарностей за подаренную мне радость!

Его благожелательность была искренней, и Элизабет спрашивала себя, уж не снится ли ей сон? Но как человек по натуре прямой, она хотела расставить все точки над i и поэтому собиралась вернуться к тому, с чего началась их встреча. Она кашлянула, чтобы голос звучал потверже, и произнесла:

– Кажется, вы желали поговорить со мной, месье, об очень серьезных вещах?

Однако, гроза миновала. Жан Симон не отрывал восхищенного взора от Жюли Кандей, которая отвечала ему улыбкой. На Элизабет, которая стояла ни жива ни мертва, он посмотрел по-отечески.

– Я всего лишь хотел узнать, – сказал он любезно, – действительно ли вы так хороши, как описывал вас мой сын.

– И что же?

– Придется его пожурить, он не справился, вы лучше его описаний. Вы просто очаровательны, дорогое дитя, и я сделаю комплимент его выбору.

«Дорогое дитя» никак не могло справиться с волнением, и господин Симон прибавил:

– Вы сама не своя. Стоит ли так волноваться? Давайте-ка поужинаем сегодня все вместе у «Вери». И обсудим все наши дела за хорошо накрытым столом. Что вы на это скажете?

Что могла сказать на это бедняжка Элизабет? Да ничего, если честно. Она была так потрясена, что, как ни старалась, никак не могла успокоиться. Жюли, глядя на подругу, с трудом сдерживалась от смеха.