— Нет.

— Это просто, я вас научу. У вас должны быть кости для триктрака.

— Все в порядке, не беспокойтесь. Просто мне как-то не хочется играть.

— Принесите кости и садитесь сюда за стол. Нам надо скоротать эти шесть часов.

Она показала ему, как кидать кости. Он сказал:

— Я в кино видел, как играли вокзальные носильщики и таксисты.

— Конечно, кто ж не видел… это очень просто… Ну вот, вы выиграли, забирайте деньги.

Немного погодя Тони сказал:

— Знаете, о чем я подумал?

— А вы никогда не пробовали дать себе передых — взять и не думать?

— А вдруг уже пронюхали вечерние газеты… вдруг Бренда случайно заглянет в газету и прочтет… а там, может, еще и фотография…

— Да и я то же самое подумала, когда вы сказали о телеграммах.

— Это вполне вероятно, правда? Вечерние газеты тут же все пронюхают. Что же нам делать?

— Ничего не поделаешь, придется ждать… Давайте, приятель, кидайте, ваш черед.

— Я больше не хочу. Я очень беспокоюсь.

— Знаю, что беспокоитесь. Можете мне не говорить… но не бросите же вы игру, когда вам такое везенье?

— Простите меня… но это не помогает.

Он походил по комнате, подошел сначала к окну, потом к камину. Набил трубку.

«В конце концов можно узнать, появилось сообщение в вечерних газетах или нет. Можно позвонить в клуб и узнать у швейцара».

— Это не помешает вашей жене прочесть газеты. Нам остается одно ждать. Как вы сказали, в какую игру вы умеете играть? Петух и что?

— Петух и курочка.

— Валяйте.

— Это ведь детская игра. Вдвоем в нее играть нелепо.

— Показывайте.

— Ну, так вот. Каждый выбирает себе животное.

— Отлично. Я буду собака, вы — курица. Дальше что?

Тони объяснил.

— Я бы сказала, что это одна из тех игр, для которых нужно хорошее настроение, — сказала миссис Рэттери. — Но давайте попробуем.

Каждый взял по колоде и начал сдавать.

Вскоре вышли две восьмерки.

— Гав-гав, — сказала миссис Рэттери, сгребая карты. Другая пара.

— Гав-гав, — сказала миссис Рэттери. — Знаете, вы играете без души.

— А, — сказал Тони, — кудах-тах-тах.

И немного погодя снова:

— Кудах-тах-тах.

— Не глупите, — сказала миссис Рэттери. — Тут не пара…

Когда Альберт пришел задернуть занавески, они еще играли. У Тони осталось всего две карты, которые он перевертывал без конца, миссис Рэттери пришлось разделить свои — они не умещались в одной руке. Заметив Альберта, они прекратили игру.

— Что он мог подумать? — сказал Тони, когда лакей ушел. («Это ж надо, мальчонка наверху мертвый лежит, а он сидит и кудахчет, как курица», — докладывал Альберт.)

— Пожалуй, не стоит продолжать.

— Да, игра не очень интересная. Подумать только, что вы других игр не знаете.

Она собрала карты и принялась разбирать их по колодам. Эмброуз и Альберт принесли чай. Тони посмотрел на часы.

— Пять часов. Шторы задернуты, поэтому мы не слышим, как бьют часы. Джок, должно быть, уже в Лондоне.

Миссис Рэттери сказала:

— Я б не отказалась от виски.

Джок никогда не бывал у Бренды в квартире. Она находилась в огромном, безликом доме, типичном для этого района. Миссис Бивер горько оплакивала потерю площади, занятой лестничными пролетами и пустым вымощенным плитками холлом. Швейцара в доме не имелось, три раза в неделю приходила уборщица с ведром и шваброй. На табличке с именами жильцов значилось, что Бренда дома. Но Джок не слишком этому поверил, зная, что не в характере Бренды, уходя и приходя, помнить о табличке. Квартира оказалась на третьем этаже. После первого пролета мрамор сменился вытертым ковром, который лежал здесь еще до реконструкции, предпринятой миссис Бивер. Джок нажал кнопку и услышал, как за дверью зазвонил звонок. Однако к двери никто не подошел. Было уже начало шестого, и он не рассчитывал застать Бренду. Он еще дорогой решил, что зайдет для очистки совести в квартиру, а потом отправится в клуб и оттуда позвонит всем друзьям Бренды, которые могут знать, где она. Он позвонил еще, уже по инерции, немного подождал и собрался было уйти. Но тут отворилась соседняя дверь, и из нее выглянула темноволосая дама в малиновом бархатном платье; в ушах ее качались огромные серьги восточной филиграни, утыканные тусклыми поддельными камнями.

— Вы ищете леди Бренду Ласт?

— Да. Она ваша подруга?

— И еще какая, — сказала княгиня Абдул Акбар.

— В таком случае не скажете ли вы мне, где я могу ее разыскать?

— Она должна быть сейчас у леди Кокперс. Я как раз туда иду. Ей что-нибудь передать?

— Нет, лучше я сам туда поеду.

— Хорошо, тогда подождите пять минут, и мы поедем вместе. Входите.

Единственная комната княгини была обставлена разношерстно и с подлинно восточным презрением к истинному назначению вещей: сабли, призванные украшать парадные одеяния марокканских шейхов, свисали с картинных реек, коврики для молитвенных коленопреклонений были раскиданы по дивану, настенный бухарский ковер валялся на полу; туалетный столик был задрапирован шалью, изготовленной в Иокогаме на потребу иностранным туристам; на восьмиугольном столике из Порт-Саида стоял тибетский Будда из светлого мыльного камня, шесть слоников слоновой кости бомбейского производства выстроились в ряд на батарее. Другие культуры были представлены набором флакончиков и пудрениц Лалика,[17]сенегальским фаллическим фетишем, голландской медной миской, корзинкой для бумаг, склеенной из отлакированных акватинт, страхолюдиной куклой, полученной на торжественном обеде в приморском отеле, десятком оправленных в рамки фотографий самой княгини, затейливой мозаикой из кусочков раскрашенного дерева, изображающей сценку в саду, и радиоприемником в ящике мореного дуба стиля Тюдор.

В столь крохотной комнате все это производило сногсшибательный эффект.

Княгиня села к зеркалу, Джок пристроился на диване за ее спиной.

— Как вас зовут? — спросила она через плечо. Он назвался.

— Ну, конечно. Я слышала о вас в Хеттоне. Я была там в позапрошлый уикенд… Такой причудливый старинный дом.

— Пожалуй, лучше я вам скажу. Сегодня утром там произошло ужасное несчастье.

Дженни Абдул Акбар крутанулась на кожаном стуле. Глаза ее вылезли из орбит, рука взлетела к сердцу.