— Да-да. Спасибо.

Я взяла огрызок карандаша, который она мне предложила. Моя рука застыла над полоской бумаги. Какой номер телефона записать?

Меня осенило:

— Вы случайно не знаете, который сейчас час в Лос-Анджелесе?

Она бросила взгляд на часы, висевшие на стене, и, немного подумав, сказала:

— Десять часов вечера.

Десять часов. Вот это да! Я решила записать номер коммутатора больницы. Так мне удастся найти доктора Келлермана, где бы он ни находился.

Когда женщина сообщила, что до разговора необходимо внести плату, я вспомнила об египетских фунтах, выданных в обменном пункте в день приезда. Я вытащила несколько банкнот и нерешительно передала их женщине.

— Чтобы связаться с Америкой, потребуется некоторое время, — сказала она, разглядывая номер телефона. — Посидите, я позову вас. Тогда вы подойдете к телефону. Понятно?

Мы присели на деревянную скамью и, скрестив руки на груди, стали ждать. Ожидание было тягостным, казалось, прошла целая вечность. За это время я не вспомнила ни Ахмеда Рашида, ни Адель, ни шакала, ни смерь Джона Тредвелла, ни грозившую мне опасность. Когда телефонистка позвала меня, я быстро вскочила со скамейки.

Она подтолкнула ко мне бумажку, на которой было что-то написано аккуратным почерком.

— Это лицо не удалось найти. Они просили вас позвонить через некоторое время.

Я прочитала аккуратно выведенные слова: служба секретарей-телефонисток доктора Келлермана сообщала, что в тот вечер его не удалось найти, а на адресованные ему звонки отвечает доктор Томас.

— Проклятие! — пробормотала я.

Раз он поручил это другому врачу, то его сегодня вряд ли удастся найти. Осталась единственная возможность — позвонить ему домой. Поэтому я заполнила еще одну бумажку, попросила Асмахан внести дополнительную плату и снова села на скамью. Мы ждали минут пятнадцать.

— Этот номер не отвечает, — сообщила телефонистка. Мне хотелось задать нелепый вопрос: «Вы уверены?», но я поняла его бессмысленность. Доктора Келлермана либо не удалось найти, либо он не хотел, чтобы его беспокоили. Вот почему он поручил доктору Томасу отвечать на адресованные ему звонки. Вот почему молчал телефон у него дома. Я была в отчаянии и посмотрела на Асмахан с таким видом, будто вот-вот расплачусь.

Увидев выражение моего лица, та погладила меня по руке и сказала:

— Ана асифа[32].

— Да, мне тоже жаль. — Мой план рухнул. — Я позвоню еще раз. — Я спросила телефонистку: — До которого часа вы работаете?

— Через час у нас перерыв на три часа, в пять мы снова открываемся. Работа заканчивается в десять.

— Хорошо. Мы придем еще раз.

Я лихорадочно соображала. Если мы с Асмахан вернемся через час, в Лос-Анджелесе будет около полуночи. Может быть, доктор Келлерман к тому времени уже вернется домой. Я попросила телефонистку рассказать Асмахан о моем намерении. Та заговорила на арабском, Асмахан энергично закивала, давая понять, что согласна, и о чем-то спросила меня.

Телефонистка перевела:

— Она хочет узнать, что вы собираетесь делать все это время?

Я пожала плечами.

Асмахан быстро заговорила с телефонисткой, жестикулируя и показывая рукой куда-то через плечо. Женщина перевела ее слова:

— Ваша подруга хочет отвести вас на Муски[33]. Она говорит, там можно погулять.

— Это далеко?

Та повела плечами.

— Близко. Но это очень длинная улица.

— А что такое это Муски?

— Там можно кое-что купить. Вы увидите.

Женщина отвернулась, прежде чем мы успели спросить ее о чем-нибудь еще.

Асмахан тянула меня за руку, я последовала за ней.

— Не знаю… — с сомнением произнесла я.

— Миис Хариис. Итнейн баад иддухр[34]— Она постучала по циферблату своих часов и подняла два пальца. — Итнейн баад иддухр. Телефон.

— Вы уверены, что мы успеем вернуться к двум?

— Айва! Айва! — Она закивала головой и взяла меня под руку. — Теперь идем на Муски. Вы увидите красивые вещи. Идем.

Отправиться бог знает куда хотелось не только Асмахан, но и мне — к этому располагало яркое солнце, многолюдные улицы и ощущение полной безопасности. Когда я ловила свое отражение в витринах магазинов, я не узнавала себя: так изменилась моя внешность. Как приятно гулять на свежем воздухе и забыть хотя бы на мгновение о проблемах.

Через полчаса как раз посреди Муски я потеряла Асмахан. На мгновение нас придавили к лавке, мы рассматривали прекрасные льняные полотна, а в следующее мгновение ее рука случайно выскользнула из моей. Я не придала этому значения, думая, что Асмахан хочет посмотреть еще на что-то, и поняла, что случилось, только когда подняла голову, чтобы о чем-то спросить ее.

Я обнаружила, что она исчезла из виду.

Сначала я не волновалась, настоящий страх, почти ужас охватил меня позже. Когда я, оглянувшись, не нашла Асмахан, сердце ушло в пятки. Я старалась сохранять спокойствие, оставаясь на месте, будто ничего не случилось, и поглядывала то в одну, то в другую сторону, ожидая, что Асмахан вдруг появится в толпе. Но она не появилась. Мимо меня шли сотни людей, от оглушительных криков разболелась голова.

И тут я вспомнила Золотой дом. От этого воспоминания мне стало еще хуже.

Я наконец решила пройти несколько шагов в том направлении, в котором, как мне показалось, исчезла Асмахан. Но ее нигде не было. Меня толкали сновавшие кругом люди. Вдруг из громкоговорителя зазвучал голос муэдзина, испугавший меня.

В нос ударил запах лука, кокоса и чего-то прогорклого. Ноги ступали по неровному булыжнику. Грязные, оборванные малыши тянули меня за блузку и кричали:

— Бакшиш! Бакшиш!

Асмахан нигде не было. И чем больше я искала, тем дальше уходила от того места, где мы потеряли друг друга. Солнце уже не казалось мне не столь чудесным, и я поняла, что вряд ли найду дорогу обратно. К тому же я не запомнила названия улицы, на которой жил Ахмед.

Во время бесконечных блужданий по Муски я больше всего боялась, что все дальше и дальше ухожу от центра Каира. В одном я не сомневалась — гораздо разумнее оставаться в толпе на этой базарной площади, чем рискнуть пойти по какой-нибудь из многих начинавшихся здесь узких улиц. Среди тысяч сновавших вокруг меня местных жителей я, по крайней мере, чувствовала себя в относительной безопасности.