А он словно специально надавил лезвие сильнее, и я четко почувствовала острие.

От страха мне становилось дурно.

— Самир…

— Закрой рот, сука.

— Самир, я люблю тебя. Слышишь?

— Тимур, отпусти Дарину, — прорычал я, не опуская дуло пистолета.

— А что, если не отпущу? Выстрелишь в меня? Как думаешь, мама обрадуется, когда узнает, что ее сынок стрелял в другого ее сына? М? Будет ей приятно это знать?

— Мама так же не обрадуется, когда узнает, что ее сын хотел продать квартиру, в которой она живет!

— Ты мне не оставил выбора, — прорычал он и крепче перехватил Дарину.

У меня внутри все кипело от поведения собственного брата. Разрывало на части, потому что я не знал, как поступить. Не знал, кого мне защищать ведь они оба были для меня важны. Как бы сильно порой не раздражал меня Тимур своим поведение, все равно он был моей крови, мой родной брат. Но то, что он сейчас делает это просто не позволительно. Дарина для меня воздух, я за тот короткий срок понял, как сильно ее полюбил, и терять ее вовсе не готов. Да неважно кто был бы у него в заложниках, Тимур не имеет права вести себя таким образом.

Перед глазами пролетели все наши дни, когда мы проводи время вместе, все наши поцелуи, касания, разговоры. Мое признание.

Я не готов потерять малышку.

В эту минуту я больше всего ненавидел брата. Ненавидел его за слабость, которую он испытывает перед наркотиками. Ненавидел, что именно они превратили его в такое дерьмо.

— Тимур, послушай, — начал я, приняв решение просто поговорить с ним.

Дарина была ужасно напугана, и меня разрывало на куски от ее страха. Боялся за ее жизнь за спокойствие, и за ее безопасность. Не знаю, что сделаю с Тимуром, когда все это закончится.

— Брат, выслушай меня. Положи нож, положи его на пол, отпусти Дарину, и я не стану тебя трогать. Ты уйдешь.

Тимур вдруг резко расхохотался, но девушку не отпустил, наоборот прижал нож так, что по ее шее потекла тонкая струйка крови. Я готов был вот-вот сорваться. Не знаю, как до сих пор держался, стоял на месте и не бил морду брата. Если только еще чуть-чуть…

— Тимур, не делай этого. Вспомни, как мы раньше дружили, как мы ладили. Давай будем жить, как раньше? Я помогу тебе, не брошу тебя, ты же знаешь.

— Действительно хочешь мне помочь? — прорычал он, и, если бы я был девчонкой, точно бы испугался.

Но боялся я сейчас только за Дарину. Стоит дрожит, по щекам слезы, а у меня внутри все огнем горит. Как же мне хочется ее обнять. Прижать к себе и заверить, что все будет хорошо. По-другому не может быть, не должно.

— Да, хочу помочь. Давай спокойно поговорим.

— Тогда дай мне несколько тысяч зелени, и я свалю.

— Ты не понял меня, Тимур. Я хочу дать тебе шанс на новую жизнь.

— Дай мне денег, и я свалю, обещаю.

— Я дам тебе деньги только на лечение.

— Давай! — закричал он, еще больше пугая Дарину, и заставляя ее вскрикнуть от страха.

Сердце колотилось как бешенное, и я понимал, что брат на грани. Сука! Да после такого я его всей душой буду ненавидеть. Придурок!

— Тимур, у меня нет здесь таких денег. Давай проедем…

— Ты врешь! Ты все врешь! Готов подставить меня ради своей шлюхи!

— Тимур, я хочу тебе помочь, потому что ты мой брат! Я не желаю смотреть, как ты убиваешь себя наркотиками!

— Помоги материально, — хмыкнул он, и тут же добавил, — и лучше бы тебе это сделать прямо сейчас, иначе я за себя не ручаюсь.

— Ну все, хватит, прекращай…

— Тимур, вы бы послушали брата, — произнес Бенито, стоявший все это время в стороне. — Он действительно хочет вам помочь.

— А ты вообще молчи, продажный мусор!

Я еле сдержался, чтобы не рвануть и не врезать ему. И лишь слезы Дарины останавливали меня и не позволяли сорваться. Он мог в любую минут совершить непоправимое.

— Да прекрати себя так вести. Ты же мой брат, ты Барханов.

— Зато ты не мой брат. Хотел сдать меня в дурку, чтобы я больше никогда не появлялся рядом? Не мешал твоему счастью? А хочешь, хочешь твоя шлюха останется живой? Хочешь? — прорычал он словно ненормальный, а я понял, что хочу сейчас только одно — придушить его. — Тогда отдай ее мне! У тебя же сотни таких потаскух будет. они на тебя пачками вешаются. Сами бегут, ног раздвигают, а все, потому что ты богатый. Бабы любят денежки. А у меня ничего нет. Поделись с братом, а?

— Ты идиот. Дарина не вещь, я не могу ею поделиться. Она моя женщина.

— Твоя женщина, — расхохотался он, запрокинув голову назад, — вот эта певичка твоя женщина.

— Тимур!

— Интересно, а ты когда собирался сказать, что у тебя есть дочь? А? Или подстилкам не нужна эта информация? Ты не знала, милочка? — он обратился к Дарине, повернув ее, и причинив боль.

Она поморщилась, но я видел, как она держалась. Моя сильная девочка. Поймет ли она меня, поймет ли почему я не рассказал о дочери?

— Я знала, все знала, — прошипела она, а он больнее сжал руку у нее на ребрах.

Я больше не хотел сдерживаться, еще секунды и я спущу курок и совершу выстрелил. Не было сил смотреть на то, как Дарина мучается.

— Не ври, он скрывал от тебя. А хочешь знать почему скрывал? Хочешь? Вижу, что хочешь… а все, потому что она у него инвалидка. Представляешь? С его то бабками? Не смог помочь девчонке мелкой.

Дочь была моим больным местом. Я никому не позволял отзываться о ней плохо, и не знакомил с ней Дарину, потому что боялся, что она сбежит. Не каждая захочет воспитывать чужого ребенка, да еще и…

— Но он сам виноват, нечего было лететь мне на помощь, когда его об этом не просили. Да, братик? Угробил свою чудо малышку, и теперь она инвалид.

Он зло усмехнулся, а у меня перед глазами пелена. Мразь, это же из-за него…

Я выстрелил, но секундой позже. Сначала он пырнул ножом Дарину.

На ее лице застыла боль, и когда Тимур откинул ее на пол, она просто упала безвольной куклой, не произнеся больше ни звука.

Внутри меня все оборвалось, я словно жизни лишился. На автомате прошел к любимой, упал возле нее, и положив голову себе на колени, лбом уткнулся в ее лоб.

— Ты не имеешь права, Дарина. Не имеешь…

Где-то вдалеке слышал стоны, выстрелы и чей-то крик, даже не подразумевая, что все это происходит здесь, в комнате. Просто мой разум отключился от внешнего мира. Передо мной была только она, моя любимая девочка с болью на лице и с кровавым пятном на боку, откуда до сих пор торчал нож.