более поздней версией Вуди Германа. Бриджем джазмены обычно называют вторую – «внутреннюю» часть песни, которая не играет роли припева. Получилась солидная, полноценная пьеса, которую при случае можно было выдать за попурри. Из кого? Разумеется, из Поля Робсона. Стоит ли говорить, что американский бас и исполнитель народных песен, лауреат международной сталинской премии «За укрепление мира между народами» Поль Робсон не имел к «Голубому прелюду» ровно никакого отношения. Но, пожалуй, именно он (в ту пору даже не Армстронг!) был «наиболее легитимированным» в Советском Союзе американским исполнителем. Единственно возможным. Упоминание имени Робсона гарантировало самое главное: композиция преодолеет все цензурные барьеры.

Песня Дженкинса – Бишопа рассказывала о несчастной любви. Всего лишь. Хотя какая иная драма сопоставима с вечной шекспировой темой! А «подверстать под Робсона» означало обратиться к трагедиям угнетенных и обездоленных. Рознер исполнял «Прелюд» без слов. Слова были не нужны. Музыка сама передавала весь пафос горечи, и голос рознеровской трубы звучал как плач по невинно убиенным, погибшим в войнах и лагерях двадцатого века. Но в оригинальном американском тексте есть строки, которые для Рознера оказались пророческими. Они ложились и на мелодию, и на судьбу нашего героя:

«Позвольте мне кричать, дайте мне уйти из этого одинокого города, потому что я нахожусь на своем последнем родео. Вся любовь, даже украденная и заемная, не смогла бы излечить эту боль в моей душе. Итак, я иду, теперь вы знаете, почему я уезжаю. Со мною блюз, какие потери мне могут грозить? Прощайте».

За «Голубым прелюдом» последовала «Рапсодия на темы песен, исполняемых Полем Робсоном», в которую вошла популярная колыбельная Sonny Boy Эла Джолсона-Бада Де Сильвы, исполнявшаяся и «синкопаторами» Вайнтрауба, и Рознером еще до войны.

Третьей импортной композицией, получившей у нас в стране большую популярность в обработке Людвиковского, была песня «Вишневый сад». Эта музыкальная тема к Антону Павловичу Чехову никакого отношения не имела. Гарольд Регистан, автор русского текста и родственник соавтора советского гимна, возможно, решил, что привычное заинтригует больше. На Западе у «Вишневого сада» целый ворох названий, и все они созвучны фамилии Рознер.

Песню в ритме ча-ча-ча Cerisier rose et pommier blanc, она же Cerezo rosa, она же Cherry Pink and Apple Blossom White (варианты перевода: «Вишни и яблони в цвету», «Розовая вишня и белый цветок яблони», «Розовость вишен и белизна цветуших яблонь»), сочинил француз испанского происхождения Луи Гульельми[30].

Ты его, подружка, не ругай

В 1955 году Генриха Ляховского, тогдашнего второго дирижера оркестра Эдди Рознера, сменил Юрий Саульский. Он пришел из эстрадного оркестра ЦДК железнодорожников Дмитрия Покрасса, где работал в качестве аранжировщика, отчасти – пианиста, главным образом – репетитора и дирижера. В Советском Союзе эта должность называлась гордо и многообещающе: музыкальный руководитель[31].

Юрий Саульский

От Покрасса до Рознера – один шаг. Шаг в сторону настоящего джаза. И Саульский сделал этот шаг. Немудрено. Джаз интересовал Юрия с младых ногтей, его близкий друг Боря Матвеев, кумир поколения, уже устроился к Рознеру. Так же обстояло и с трубачом Григорием Домани, с которым Саульский музицировал на модной танцверанде «Шестигранник». Опыт «джазовых халтур» у Саульского был. Нужно было только приехать на другую улицу, прийти на репетицию. А Рознеру чрезвычайно везло на польские фамилии.

На этом флирт с окончанием «-ский», разумеется, не закончился. На смену Саульскому в оркестр Покрасса пришел тридцатилетний скрипач Владимир Шаинский, проработавший несколько лет у Утесова. Тогда Владимир Яковлевич еще не был автором знаменитых детских песен к мультфильмам и позывных программы КВН. Зато для Рознера (работа с Покрассом не помешала) Шаинский написал сразу несколько произведений: «Пролог», которым начиналось первое отделение концерта, фантазию на темы песен Бориса Мокроусова, а также сделал развернутое попурри песен разных народов мира – испанцев из Андалузии, индийцев, кубинцев, венгров, австрийцев, поляков, румын.

Дальше – больше. К ответственному делу репертуарного оснащения программы подключился композитор Борис Фиготин, в ту пору руководитель молодежного джаз-оркестра ЦДРИ, а также бывшие коллеги Александра Цфасмана – Теодор Ходорковский и Эмиль Гейгнер.

Ходорковский принес песню «Рыжик». Гейгнер, известный своей великолепной инструментовкой фокстрота «Сядь со мною рядом» (из репертуара оркестра ВРК), написал вступительный марш-ревю для второго отделения концерта. Шаинский поставил точку, добавив песенку «Ту-ту-ту» собственного сочинения.

Львиная доля работы досталась все же Саульскому. Он сделал новые аранжировки фирменных тем, визитных карточек Рознера – «Сент-Луис блюза» и «Каравана», написал сюиты-фантазии на темы музыки Чарли Чаплина и Исаака Дунаевского, пьесу «Соло для ударных», обработал песню Тео Макебена «С тобой было так хорошо» (Mit Dir war es immer so schön).

Песня Тео Макебена оказалась для Рознера «встречей с родиной». Талантливый мелодист, Макебен сочинял музыку для кино, успев посотрудничать с Бертом Брехтом и Куртом Вайлем – в двадцатые именно он дирижировал оркестром на премьере «Трехгрошовой оперы». Но кто позволит исполнять шлягер западногерманского автора, тем более преуспевавшего при нацистах! Пришлось применить проверенный метод. Еще до войны Александр Цфасман мог записать, скажем, балладу Life Is A Song Виктора Янга, снабдив ее русским текстом и полностью изменив название произведения. И в качестве композитора на пластинке значился Цфасман.

Рознер пошел тем же путем, но свое имя рядом с названием не поставил. Так фокстрот Макебена «С тобой было так хорошо» превратился в анонимную песню «Люблю» в обработке Ю. Саульского.

Рознер решился исполнять не только Макебена, но и Петера Кройдера. С ним обстояло полегче. Как-никак Кройдер еще в 1934 году вышел из нацистской партии, пять лет спустя пытался эмигрировать в Швецию, наконец был исключен из имперской Музыкальной палаты, а после войны вообще принял австрийское гражданство.

Кто мог всерьез состязаться с Макебенами и Кройдерами в Союзе? Конечно, Исаак Осипович Дунаевский. «Фантазию на темы Дунаевского» Юрий Саульский построил по принципу гигантского попурри – развернутого сквозного произведения, включившего в себя многие темы выдающегося советского композитора: аранжированную в духе Миллера песню «Дорогой широкой» из «Волги-Волги», романс «Молчание», увертюру «Дети капитана Гранта», фокстрот из кинофильма «Весна».

Исполнять «Сент-Луис блюз» и «Караван» означало напрямую соперничать с Гленном Миллером и Дюком Эллингтоном. Любая версия отсылала к оригиналам. Но, впервые услышанные советскими людьми десять лет назад в рознеровском прочтении, эти джазовые шлягеры прочно ассоциировались именно с Эдди.

Юрий Саульский. Конец 1980-х

Алексей Козлов:

Меня просто трясло от счастья, когда я слушал джазовые пластинки… Я начал их собирать всеми возможными способами, поскольку они попали