Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Устал ждать. Где остальные?
— Будут, — буркнул Степка. — Вы, я погляжу, за последние три века так и не изменились ни фига…
— Почему за три века? — проявил неподдельный интерес Зигфрид, но щекотливая тема была пресечена в начале развития появлением Бориса и Катьки. Последние несколько дней они вообще были неразлучны, и Игорь сильно подозревал, что Борька все-таки прояснил свои отношения с девчонкой (правда, он не знал, что произошло это объяснение у рыбного садка на биостанции, а единственный свидетель — щуренок — в данный момент уже плыл где-то по рекам материка.). Во всяком случае, эта парочка старалась находиться как можно ближе друг к другу и прямо-таки изливала на окружающих свет, тепло и душевное единение.
— Что вы все такие грустные? — весело спросил Борька. Игорь с удовольствием отметил, что на его личном проводнике все пригнано и сидит, как вторая кожа. Видно, что для него поход — привычное дело. Впрочем, так же — или немногим хуже — выглядели все здешние ребята и девчонки. Лесовики, чтоб их…
— Просто не очень выспались, — ответил Игорь.
— Давайте пожуем, — Катька достала из набедренного кармана отпотевший изнутри пластиковый пакет. — Пирожки с мясом… Кому?
— Всем, — Игорь чихнул, покрутил головой. — Когда успела?
— Не я, мама, — девчонка ловко раздавала еще горячие пирожки. — Говорит, что я все равно готовить не умею — это я-то!!! — она искренне возмутилась. — Лопайте, лопайте…
— А эти четыре? — Зигфрид подбородком указал на пакет.
— Молчи, недоразумение… — отмахнулась Катька. — А, вот они?
Женька и Лизка тоже шагали вместе, на ходу перебрасываясь, как мячом для регби, здоровенной южной дыней, какие развозили по всей Сумерле из Хрустального на Новом Мадагаскаре.
— На верхотуре съедим, — не здороваясь, пояснил Женька, и все семеро зашагали по улице в ряд…
…Ревякин был сух и официален. И Игорь заметил, что Степка смотрит на подтянутого, запаянного в форму кадета с легкой ностальгией. "Были когда-то и мы рысаками…" — всплыла в мозгу фраза, которую любил повторять отец. Из какого-то старого романса…
Вблизи дирижабль казался не просто огромным — он закрывал утреннее небо.
— Добро пожаловать на борт "Покорителя рассвета", — Ревякин отдал честь и отступил, давая проход не открытую платформу лифта.
— Если страшно — держись ближе к центру, — шепотом сказал Игорь Степке. Тот поморщился:
— Я не высоты боюсь, а дирижаблей…
Платформа плавно пошла вверх. В креплениях мачты начал посвистывать незаметный внизу ветер; станица уплывала под ноги, а лес раскидывался все дальше и дальше, до самого горизонта. В приближающихся небольших дверях стояли трое кадетов, придерживавших створки. И уже через две минуты вся группе вошла на нижнюю палубу. Экипаж, выстроенный вдоль левого борта, прокричал, вскидывая фуражки:
— Ура! Ура!! Ура-а!!!
Ревякин, заулыбавшись наконец-то, показал рукой наверх:
— Там грузовая палуба и каюта для десанта. Мы вас разместим в ней, уж не обижайтесь. Там все, что нужно, есть. Отчаливаем?
— Давайте, — кивнул Игорь, мельком взглянув на своих ребят, которые вели себя совершенно спокойно, лишь Степка переводил дыхание как-то затаенно, да напряженно осматривался. Ревякин вскинул к губам свисток, выдал прерывистую трель — и экипаж с высоким профессионализмом испарился с боевой палубы. Сам командир кивнул — и тоже исчез.
* * *
Десантная каюта была рассчитана на взвод с легким оружием. Рядом, в грузовом отсеке, стояли четыре Ка2б2дробь со сложенными лопастями. Игорь ради интереса проверил — грузовые места в самом деле были забиты под завязку, на полгода полета, не меньше.
Его группа уже расположилась, размещая вещи в ячейках, а оружие — в стойке, рядом с тесаками, хранившимися здесь постоянно. Иллюминаторов не было, горел мягкий дневной свет. Под стереоэкраном, вмонтированным так, чтобы изображение видели лежащие в гамаках, грудой лежали коробки дисков.
— Бытовые фильмы, — сообщил Борька, уже успевший сунуть туда свой нос. — Наши и англосаксонские, а еще с Брэссудзы.
Между гамаками были подъемные — из пола — столы и стулья, приводившиеся в действие кнопками. Над стерео кто-то присобачил постер с "Русской красавицей-01" из "Нашего мира", над входом — тоже постер, но с профилем Алого Драгуна на фоне городских улиц и размашистой алой подписью "Защитим наш дом!" И, наконец, на противоположной стене белой краской было аккуратно написано:
ЛУЧШЕ В ЛЮБОЙ МОМЕНТ УМЕРЕТЬ ЧЕЛОВЕКОМ, ЧЕМ ВЕЧНО ЖИТЬ СКОТОМ
ДЖЕК ЛОНДОН
Эта надпись как бы доминировала над всем остальным, в том числе — над конфетными вкладышами с экранопланами, НЛО и инопланетным зверьем, которыми кадеты густо уделали стену в изголовье гамаков.
— Пойду в рубку, посмотрю, как они, — бросил Игорь, зашвыривая в нишу рюкзак.
— Можно мне с тобой? — оторвался от своего гамака Степан. Игорь мотнул головой:
— Пошли…
…Коридор третьего этажа — с овальными дверями — был обшит планками цвета гречишного меда. В иллюминаторы заглядывало бледно-голубое утреннее небо с розовыми отблесками зари.
— Дерево? — спросил Степка, проводя на ходу ладонью по планкам.
— Полимер, — отозвался Игорь, — негорючий… Разрешите?
Последнее относилось к решетке переговорника у двери в рубку. Изнутри отозвались:
— Да, входите.
Мальчишки вошли. Степан тихонько охнул. Для новичка тут и впрямь всё было удивительно.
Весь перед рубки — треть стены, — четверть пола и столько же потолка были сделаны из прозрачной брони, создававший эффект отсутствия. Оттуда наплывали лес и небо — только лес и небо, без конца; наплывали медленно и беззвучно, красиво и неостановимо. Слева у стены за мощной армейской станцией связи сидел кадет. Ревякин, развалившись в кресле, держал одну руку на штурвале; справа от него замер над бегущими огнями приборов штурман с совсем детским лицом.
— Скорость?
— Семьдесят.
— Давление?
— Ноль семь.
— Напряжение в системе?
— По нормали.
— Доложить по кораблю.
— Все системы работают в обычном режиме.
— Давай курс.
Игорь пересек рубку и замер около Ревякина.
— Идем на Сааск, — сказал он. Кадет кивнул:
— Есть… Расчет?
— 102 норд-норд-вест.
— Давление на единицу.
— Есть.
— Поднимаю скорость на сто пятьдесят… Курс зафиксирован. Включить автопилот, — Ревякин легко поднялся и улыбнулся: — Все. Восемнадцать часов непрерывного лёта — и мы на месте.