— Думаю, завтра я вам отвечу. Но не это главное!

— А что же?

— Турецкий след — умышленная дезинформация, изготовленная специально для вас. И для газет. За преступлением стоит умный и хитрый манипулятор. Плевать ему на вашу броню и обороноспособность империи, цель его лежит совсем в другой плоскости. Вся эта дымовая завеса нужна ему для чего-то другого.

Ардов сказал это с такой горячей убежденностью, что Брусникин невольно уступил напору и, казалось, готов был признать описанное сыщиком положение вещей наиболее близким к реальности.

— Что вы предлагаете? — спросил он.

— Надо искать того, кто не стрелял в Жаркова, — это единственная ниточка к главному злодею.

— Сами все расскажете или проследуем в отделение? — выпалил Ардов, ворвавшись рано утром в кабинет редактора «Санкт-Петербургских ведомостей».

Илья Алексеевич чувствовал себя если и не извергающимся вулканом, то уж бурлящим самоваром — точно: его буквально трясло от негодования.

Он прибыл из Сестрорецка первым поездом, прямо с вокзала отправил рассыльного в участок с поручением Спасскому, а сам устремился в редакцию.

Клотов подавился кофе, который набрал было в рот из чашечки тончайшего костяного фарфора. Вид сыщика действительно был страшен: все лицо покрыто подсохшими шрамами от куриных когтей, волосы взлохмачены, брюки истерты, а на сюртуке не хватало пуговиц. И в довершение ко всему — бешено горящие глаза.

У него за спиной маячил перепуганный Арсений Карлович, которого Ардов едва не сшиб по пути к кабинету.

Редактор вжался в стул.

— Илья Алексеевич, я вас прошу! — жалобно скривился он, еще не до конца понимая, в чем кроется причина недовольства разбушевавшегося визитера. — Я просто делаю свою работу.

Ардов еще какое-то время нависал над Клотовым, чувствуя себя драконом, из ноздрей которого бьет пламя. Наконец он взял себя в руки, обошел стол и сел на стул.

— Потрудитесь сообщить детали.

Слова как будто расколдовали редактора: он вышел из оцепенения, вернул чашку на блюдце, поправил галстук и кивнул Арсению Карловичу, давая понять, что обстановка нормализовалась. Тот удалился, прикрыв дверь.

— Чептокральский примчался ко мне позавчера вечером с какой-то нелепой писаниной про сокровища графа Орлова и стал требовать места на первой полосе. Я как раз поставил в номер заметку про взрыв, которую и привел ему в пример как настоящую сенсацию… Он тут же вызвался смотаться в Сестрорецк за подробностями.

— Что было дальше?

— На следующий день в обед он ворвался примерно таким же макаром, как и вы сегодня, и принялся ругаться и стращать меня каторгой.

— В чем он вас уличил?

— Ну, знаете, нес всякую околесицу, — начал вилять Клотов, пытаясь по ходу дела определить, что конкретно известно собеседнику. — Стал попрекать излишней осведомленностью. Послушайте, это просто смешно! Информация — моя профессия. Но он был просто невменяем! Договорился до того, что обвинил меня в сговоре с террористами! Зачем-то приплел Третье отделение… Словом, бред, форменный бред.

— В чем конкретно он вас обвинил? — повторил вопрос Ардов.

— Говорю же вам, понять было решительно невозможно. Он узнал в Сестрорецке кое-какие обстоятельства, связанные со взрывом, и принялся меня шантажировать, обещая в противном случае раскрыть мою связь с террористами. Но это же абсурд! Посудите сами, Илья Алексеевич, наша задача — информировать общественность о важных событиях.

Илья Алексеевич решил помочь Клотову «вспомнить» причину гнева Чептокральского.

— Напомните, пожалуйста, в котором часу был вами подписан в печать номер с заметкой про взрыв?

— Тут и вспоминать нечего! — Клотов схватил со стола подшивку газет и, полистав, ткнул пальцем в выходные данные нужного номера. — Двадцать три часа пятьдесят две минуты.

— При этом официальных сообщений о взрыве еще не было?

— Да, — неохотно протянул Клотов, — но вы же понимаете, если у тебя в руках настоящая сенсация — нельзя отдавать ее конкурентам.

— А сам взрыв произошел почти на два часа позже, — завершил партию Ардов.

Клотов покрылся испариной. Промокнув платком лоб, он ослабил галстук и залпом допил остывший кофе.

— Вы, конечно, этого не знали, — продолжал Ардов. — Об этом вам сообщил Чептокральский, вернувшись из Сестрорецка. Точное время взрыва он узнал в доме полковника Мосина, директора завода — они живут рядом с заводом, поэтому их так тряхнуло, что упали ходики со стены. При падении стрелки зафиксировались в положении 2 часа 47 минут.

Илья Алексеевич встал и подошел к редактору.

— Чептокральский обратил внимание на время, которое вы указали при подписании номера.

Сыщик достал из кармана, расправил и положил на стол перед Клотовым газетный клочок.

— Узнаете? Это обрывок газеты, которую он купил утром в день убийства. Вашей газеты. С сообщением о взрыве. Был найден в кармане Чептокральского. Думаю, он предъявил его вам во время беседы?.. Когда обвинял в сговоре с террористами.

Клотов аккуратно отодвинул от себя обрывок, словно тот был отравлен. Ардов склонился над газетчиком, опершись одной рукой на стол, а другой — на спинку его кресла:

— А как иначе вы могли узнать о взрыве до того, как он произошел, если не были связаны с преступниками?

— Илья Алексеевич, но вы же понимаете… — пробормотал Клотов. — Источники могут быть самые разные, зачем же отождествлять с ними самого журналиста?

— Кто принес заметку о взрыве? — со сталью в голосе спросил Ардов.

— Один господин… — замялся главный редактор. — Он появился примерно месяц назад. Сам пришел, предложил поставлять новости из высших сфер. Все его сообщения подтверждались одно за другим. Тиражи поползли вверх. Как вы понимаете, от такой удачи добровольно не отказываются…

— Что потребовал Чептокральский в обмен на молчание?

— Он был совершенно невменяем, нес околесицу.

— И все же?

— Место штатного редактора и двойной оклад.

— И вы ему пообещали, верно?

— Ну да, его просто невозможно было угомонить.

— Что сделали, когда он ушел?

Клотов судорожно искал способ увильнуть от ответа, но в итоге был вынужден сдаться:

— Я сообщил о возникшей коллизии тому человеку, который сообщил о взрыве.

— Что он ответил?

— Велел не волноваться.

— Дальше?

— Он прислал мне записку, я должен был передать ее Чептокральскому на вечерней летучке.