момент, когда все расходились и я оставался с ней. На самом деле, кроме этого больше мне ничего не было надо, это были лучшие моменты каждого из тех дней – когда я оставался с ней вдвоем.

Я очень быстро понял, что люблю ее. Это было странно, потому что я толком не знал, что это слово значит, но каким-то образом понял – поэтому это было правдой. Но в то же время я жил в каком-то ненастоящем мире, потому что в этом мире не было ничего кроме нас. И, в каком-то смысле – это лучший из всех возможных миров, и я бы очень много отдал за то, чтобы он был настоящим, но на деле – он просто не мог быть настоящим. Это была большая иллюзия, которая очень жестоко разрушилась.

Я совсем забыл про свой институт. Просто не хотел о нем вспоминать. Ира в свой ходила и думала, что я хожу тоже, но я просто физически не мог заставить себя выйти из дома, сесть в автобус и доехать до Бауманской. Просто не мог выйти из этого мира, где все хорошо, в тот, где все скучно и буднично. Поэтому предпочел просто забыть, что другой мир существует. И – да, я ей врал, это было очень плохо, но я усмирял свою совесть. В итоге мне позвонил мой староста и спросил, как у меня дела и почему меня так долго нет на парах. Это было начало апреля, кажется. Я сказал, что у меня были определенные проблемы, но я их уже решил, и со следующей недели буду ходить каждый день, ничего не пропускать и вообще, возьмусь за ум. Хватило меня на два дня. Больше я просто не смог. Наверное, если бы я себя переборол и походил еще хотя бы неделю, я бы втянулся, и все стало бы нормально, но в тот момент я не смог этого сделать. Мне вообще не хотелось. Все было слишком хорошо.

Через три лавки от нас присели люди с гитарой. Если ты, выходя из дома, прихватил с собой гитару и потом оказался на Чистых Прудах в полвторого ночи в компании своих друзей, ты просто не можешь не начать на ней играть. Довольно скоро зазвучала песня “Мое сердце”, и примерно на начале первого куплета мой спутник резко встал и, не говоря ни слова, пошел вниз по бульвару. Я пошел за ним.

– Лучше бы группу “пасош” играл, ей богу, сколько можно петь этого “Сплина”, сил уже нет. Ужасная, отвратительная песня, не понимаю, как можно слушать эту группу, если тебе не сорок лет, и ты не слушал ее в молодости. А им-то не сорок, им максимум двадцать пять, они не старше нас и они вышли прогуляться в центр, чтобы спеть, что сердце остановилось, отдышалось немного и снова пошло. Мне кажется, я не знаю более пошлой песни, по крайней мере, сейчас не могу вспомнить. Фу, ладно, все, я надеюсь, что никогда больше не услышу группу “Сплин”.

– Но ты же понимаешь, что…

– Да, конечно, я понимаю! Конечно! Это риторическое желание, если так можно говорить вообще. Пошли, пожалуйста, прямо, посмотрим, куда нас эта дорожка выведет.

– Она же прямая.

– Ты соображаешь! Ладно, я просто слишком злой из-за этих людей с гитарой. Давай я просто продолжу свой рассказ. Он весьма увлекательный, да? На чем я закончил?

– На том, что все было хорошо, но в институт ты не ездил.

– Да, точно. В общем, оставаться хорошо долго все не могло. Оставалось где-то месяц. Институт меня не трогал, я его тоже, дома притворялся, что делаю какие-то домашние задания, а на самом деле сидел на музыкальных форумах и вел дискуссии о том, хорошая ли на самом деле группа Beatles, или это все дурновкусие и выдумки. Ира ни о чем не подозревала. В определенные дни я подгадывал так, чтобы выйти из дома за полчаса до ее прихода, а потом вернуться, как будто с пар. Даже рассказывал ей какие-то истории о том, как прошел день – они, видимо, звучали правдоподобно. Но в какой-то день все же прокололся. Это была суббота, мы с ней гуляли вдвоем по, как раз, Чистым Прудам, радовались теплой погоде, обсуждали, что было бы здорово съездить вдвоем на какое-нибудь море летом. Выбирали, на какое было бы съездить лучше всего. И случайно встретили моего одногруппника, который нас фактически познакомил. Он почему-то выпал из нашей компании, я почти не видел его с Нового Года. Он спросил, как дела, мы что-то ему ответили, а потом он спросил меня, почему я не хожу в институт. Я попытался как-то нелепо отговориться, что, мол, это у него какие-то проблемы со зрением, ведь мы только вчера виделись, он, видимо, понял, что задал не тот вопрос и сказал, что он с похмелья и плохо соображает, но Ира в наш…театр, конечно, не поверила. Когда мы с ним попрощались и пошли дальше, она замолчала минут на пять, а потом задала вопрос, на который я совсем не хотел отвечать:

– Это правда? Ты не ходишь в институт?

Я решил, что врать не стоит.

– Да. Какое-то время не хожу.

– Какое?

– Ну, где-то с февраля.

Она остановилась, посмотрела на меня таким тяжелым взглядом, которого я раньше никогда у нее не видел, а потом тихо-тихо спросила:

– Почему?

Я попытался начать что-то говорить, у меня не получилось, потом я попытался ее обнять, она сделала шаг назад.

– Нет, ты объясни, пожалуйста. У тебя сессия через месяц, ты ее не закроешь. И значит, через пять месяцев тебя призовут. На два года. Ты как себе это представляешь вообще?

Я не знаю, почему, но я вообще не думал об армии. Мне кажется, я вообще ни о чем тогда не думал.

– Смотри, нет, все будет нормально. Я закрою сессию, правда, времени еще полно. Я совсем забыл, что существует армия. И про институт я тоже забыл, совершенно, я просто не могу ни о чем думать, кроме тебя, правда. Мне кажется, что ты – это все, что у меня есть и все, что мне было когда-то нужно, а все остальные вещи стремятся сделать так, чтобы тебя было меньше.

– Слушай, я очень рада, что ты так думаешь, но это же как-то неправильно, нет? Ты тоже для меня очень важен и мне с тобой бесконечно хорошо, но я же помимо этого делаю другие вещи, и ты не становишься меньше. Почему