– Понравилось, – с трудом говорит Мадэри. – Я сама пожелала, и мне понравился грубый секс.

Я усмехаюсь, не признаваясь, что меня эти слова делают счастливым. Не хочу казаться ей озабоченным, но я рехнулся из-за сводящего с ума тела. Одни ноги чего стоят… Загорелые, длинные, стройные.

Ложусь рядом с ней, обнимаю итальянку, прижимая к себе. Моя рука закинута ей на плечи, покоится под тонкой, изящной шеей.

– Если бы мы не встречались, я бы накопила денег и заплатила бы тебе за такую ночь, – шутит Ева.

Хихиканье сливается с пока еще затруднительными вдохами и выдохами. Я приглушенно смеюсь, приложившись губами к ее макушке. Ох, этот аромат клубники!..

– Поверь, я бы сам предложил тебе переспать со мной, – попытался ответить ей в тон.

Но в голову полезли назойливые мысли о контрацепции. Словно прочитав их, Ева обеспокоенно комментирует наш необдуманный поступок, на который повлиял внезапный запал, влечение.

– Это уже второй случай, когда ты не использовал презерватив, – не упрекает, просто ставит в известность.

Да я не забывал. Все помню, все знаю, корю себя. Погрузив пальцы в свои волосы, привожу их в еще больший беспорядок.

– Оплошал, – не отрицаю. – Это моя вина. Ты – истинное искушение.

Когда я говорил, она смотрела мне в глаза, но последние слова ее насмешили. Закинув голову назад, расхохоталась. Ее заразительный смех действует на меня, как лавочка сладостей на ребенка. Почему я так долго на нее гляжу? Почему не могу отвести взгляд? Должен же? Хватит пялиться на ее красивые, пухлые губы, на то, как они симпатично растянулись. И прекратить бы наслаждаться тем, как она выражает свою радость… Прекратить бы сравнивать издаваемые девушкой звуки веселья с самой лучшей музыкой… Но где там! Не удается.

– Будем осторожнее, предусмотрительнее впредь, хорошо? – спрашивает уже на серьезе, выискивая ответ в моем взгляде.

Я успокаиваю ее, кивая в согласии. Вытаскиваю из маленькой дубовой тумбы со своей стороны кровати коробку салфеток. Вытащив одну из нескольких десятков, пробегаю бумажным материалом по подтянутому животу. Не верится даже, что передо мной лежит та самая девушка, которая выглядела совершенно иначе почти шесть лет тому назад.

Ева дожидается, пока я почищу ее, и вслед за моими аккуратными действиями выравнивает длинный галстук. Он располагается отныне в вертикальном положении. Узел находится в зоне ключиц, а немного ниже между двумя округлыми аппетитными грудями проходит узкая дымчатая ткань. Я намеренно не убрал капли своей спермы с бюста прекрасной итальянки. Понимаю сейчас, что не зря. Присев, я собираю пальцем остатки своего персонального оргазма и, прежде чем предложить Еве попробовать, втираю чуть-чуть семя в один из сосков. Они еще слишком чувствительные, поэтому Мадэри выдыхает: “Черт…”, хватаясь ладонями за простыни и прогибаясь в спине. Когда я протягиваю палец и касаюсь им ее разгоряченных губ, она облизывает его. Облизывает и вскидывает ресницы. Дразнит ли, не знаю, но член у меня снова встал.

Ее рот принимает мой средний палец полностью.

Вот так… Вот так…

Ева

– Мм… смотри, я нашел еще один! – восторженно, почти как мальчонка, восклицает Лукас.

– Ты точно уверен, что дома никого нет? – спрашиваю у него, с блаженством закатывая глаза, пока он ласкает кожу шеи, переходя к горлу.

– Угм, – бормочет британец, впившись длинными пальцами в мои бедра и прижав задницей к кухонному гарнитуру.

И да, мы собирались позавтракать.

– Пока ты сладко спала, я пил кофе со своей родней. Отец уехал в офис, забрал с собой Киана, чтобы по пути подкинуть того в школу… А Исабэл… она…, – он постоянно отвлекается на высококлассную работу своим языком. – Отправилась куда-то, наш водитель ее отвез…

– Куда? – шепчу, задыхаясь, когда он втягивает в рот мочку уха.

– Мне все равно, – с запалом отвечает мне, поднимая юбку немного выше и толкаясь вперед.

Одетый, но его возбужденный член выпирает через темно-бежевые, узкие брюки-карго. Портативный медиапроигрыватель Лукаса лежит на круглом белом столе. Он автоматически воспроизводит следующую песню Maroon5. Это я попросила Блэнкеншипа устроить музыкальное утро.

     “Скажи, скажи, скажи, эй, эй, детка,

О боже, боже, не играй со мной в игры сейчас, детка.

Скажи, скажи, скажи сейчас "привет, привет", детка,

Так давай расставим все по полочкам, детка,

Скажи мне, скажи мне, любишь ли ты меня или нет, любишь или нет”.

Ритмичный и романтичный трек, по всей вероятности, значительней взбудораживает его. Он целует ярче, просовывая язык мне глубже в рот. Целует требовательно, опьяняя. Я ослабеваю в его сильных руках. Ощущаю подушечками пальцев кубики пресса под тонким серо-голубым джемпером. Я расстегиваю застежку воротника и, ощущая на себе наблюдательный взгляд Лукаса, спускаюсь от его губ к мощной шее. Обожаю, обожаю выпирающий кадык. Я получаю кайф, лаская его.

Англичанин охватывает мою талию, убивая даже крошечное расстояние между ним и мной. Отведя голову слегка назад, он бросает на мой образ хвалебные взгляды. Конечно же, я надела то, что он мне купил. И Лукас без ума от этого. Без спешки красавчик хлопочет над белесыми пуговицами моей черной блузки. Дышит неровно, прерывисто. Этим я от него ничем не отличаюсь. В моей груди горит пожар. Я знаю, что околдована страстью, но мне так сильно хочется признаться ему в любви! В том, что я реально влюбилась. Как последняя дурочка! Я могу лишь говорить Лукасу, как мне хорошо с ним, говорить в порыве наслаждения, какой он великолепный. Этими словами я пытаюсь сказать, что чувствую. Не только во время секса. Не только тогда, когда он рядом. А даже тогда, когда он далеко. В подобные моменты тоска меня окончательно съедает, и я понимаю, насколько зависима. То, что во мне зарождалось по отношению к Алистеру, в сущности, не было никакой привязанностью. Я теперь разобралась, что является любовью.

Указав пальцем на участок кожи под ключицей, Блэнкеншип целует туда, мастерски управляя языком. У меня нет ни сил, ни желания отталкивать его.

– Вчера, – делает паузу, чтобы прошептать на ухо, – я тебе понаставил засосов, не так ли?

– Да, и поэтому мне придется скрывать один из них, который под подбородком, вот этим, – отстраняюсь немножко, хоть это и нелегко сделать. Нахожу позади себя короткий шейный платок и взмахиваю им в воздухе перед его глазами.

Лукас на это всего лишь ухмыляется. Причем уголки его губ еле-еле поднимаются, а взгляд остается внимательным, строгим, обжигающим.

– Тебе было больно? – не выдавая тревоги, осведомляется Блэнкеншип.

Я качаю головой.

– Нет.

– Тебе было приятно? – он гладит пальцами мои скулы.