– Не хочешь ли ты пригласить ее на свидание, Дик? – предложил Мокриц.

Кекс залился румянцем, если только румянец можно разглядеть под слоем сажи.

– О да, я бы очень хотел, но она вся такая умная и изящная, как цветочек, а я…

– Замолчи немедленно! – оборвал его Мокриц. – Если ты хотел сказать, что ты просто деревенщина в грязных штанах, то я хочу обратить твое внимание на тот нюанс, что тебе принадлежит огромный процент от всей прибыли, которую будет приносить железная дорога. Так что не надо заламывать руки и приговаривать: «Ох я бедняжка, я слишком нищ и не могу даже мечтать о том, чтобы подойти к хорошей девушке», – потому что ты самый завидный жених для любой девушки Анк-Морпорка. Уверен, при таком раскладе даже Гарри не спустит тебя с лестницы, как он поступал со всеми ухажерами своих дочерей. Если хочешь встречаться с Эмили, дерзай, а ее дядя и родители наверняка будут только рады.

Про себя Мокриц подумал, что Гарри, пожалуй, даже будет в восторге, потому что тогда все деньги останутся в семье. Да, он хорошо знал Гарри Короля.

– И более того, – добавил он, – она учится на законника и разбирается в юридической стороне управления бизнесом. Вот и куй железо, пока горячо.

Дик, для которого все это было неведомой территорией, нервно сказал:

– Спасибо за подсказку и за совет, господин Липвиг. Может, когда-нибудь я хорошенько отмоюсь и наберусь мужества к ней постучать.

– Не затягивай, Дик. В жизни есть вещи помимо логарифмов.

На торжественное открытие Анк-морпоркско-столатской гигиенической железной дороги слетелись стаи международных репортеров.

Дик Кекс всегда хотел, чтобы первое настоящее публичное путешествие по железной дороге началось в Сто Лате, тем самым отметив старый город жирной точкой на карте мира. Сэра Гарри такой поворот несколько встревожил[31]: как истинный гражданин Анк-Морпорка, он несколько терялся за пределами города. Однако, как напомнил ему Мокриц, после поездки в Сто Лат по обычной дороге гости тем более оценят обратный железнодорожный рейс с прохладительными напитками на борту.

Когда их экипажи наконец подъехали к тому месту, которое на приглашениях с золотым обрезом было обозначено как «Столатский вокзал», журналисты и другие приглашенные гости обнаружили, что станция еще достраивалась. Точнее, по большей части ее не было вовсе, а то, что было, кишело рабочими: людьми, троллями, гоблинами, – и все разрешали очередное недоразумение, как это бывает на любой крупной стройке где угодно. И все же при внимательном рассмотрении было видно, что строится здесь что-то хорошее.

Гостей собрали на длинном перроне, возвышавшемся над сверкающими стальными рельсами, которые убегали вдаль. По бокам толпились зрители. Со стороны города рельсы упирались в огромный амбар, где дочиста отмытые подмастерья Дика выстроились по обе стороны закрытых дверей вместе с духовым оркестром, которого почти не было слышно за строительным шумом.

Мокриц фон Липвиг был первоклассным мастером торжественных церемоний – и приветствовал гостей вместе с Гарри Королем и Юффи. Был тут и лорд Витинари, держатель страховочного пакета акций железной дороги, в сопровождении Стукпостука, который не пропустил бы такое событие ни за какие коврижки. И королева Кели Столатская[32] – чтобы утвердить происходящее своим королевским одобрением, в сопровождении мэра, который был в шоке от того, что его город превратился в такой балаган.

Как всегда в таких случаях, с самым главным пришлось подождать, пока не будет готово все остальное. Это учли заранее: около выхода с платформы была дверь с аккуратной табличкой «ЗАЛ ОЖИДАНИЯ».[33]

А потом ожидание подошло к концу. По приглашению Мокрица вперед вышла королева Кели, чтобы забить золотой костыль, последний на линии, тем самым обозначив, что дорога готова к работе. Пыхтящий звук, который уже стал знаком любителям железной дороги, стал громче и мощней; толпы наблюдателей выстроились по обе стороны рельсов, и махали разноцветными флажками, и вопили с нарастающим энтузиазмом, а два подмастерья отперли двери амбара. Под барабанную дробь Мокриц объявил:

– Дамы и господа, господин Дик Кекс и Железная Ласточка!

Делая грезы о паре былью, Дик Кекс гордо стоял на площадке поезда, и на его лице сияло безошибочно читаемое выражение «я же говорил».

За паровозом, постукивая, тянулись десять вагонов, и – экое диво – некоторые были крытыми! Заморгали вспышки иконографов, и Железная Ласточка плавно прошла по рельсам и остановилась напротив платформы.

Мокриц подождал, пока стихнут аплодисменты, и провозгласил:

– Дамы и господа, не стесняйтесь, поднимайтесь на борт. Там вас ждут прохладительные напитки, но сперва позвольте мне пригласить вас на экскурсию по вагонам.

А потом Мокрицу требовалось быть во всех местах одновременно. Все, что касалось паровозов и железных дорог, было новостью, а новости бывают как хорошими, так и плохими, а изредка даже вредительскими. Дик любил рассказывать о Железной Ласточке и о обо всем остальном, что касалось паровых двигателей, но он был прямолинейным юношей, а пресса Равнин Сто сожрала бы заживо прямолинейного человека, не ведающего осторожности. Зато Мокриц, особенно в присутствии прессы, был не прямолинейнее мешка калейдоскопов. Пока шла беседа, Мокриц, как нянька, не отходил от Дика.

Анк-морпоркская «Правда» была не так уж плоха, а «Вестник Танти» обычно больше интересовался ж-ж-жуткими смертоубийствами и наименее пристойными сторонами человеческой природы, но внутри у Мокрица все оборвалось, когда он заметил, что Дик, случайно выпавший из его поля зрения, разговаривал с Хардвиком из «Ежедневного Псевдополиса», который набил руку на превратном истолковании своих собеседников и обращении сказанного против них же. А Псевдополис ненавидел Анк-Морпорк мстительно и завистливо.

Мокриц, шагая к ним самой быстрой в мире беззаботной походкой, как раз успел услышать вопрос Хардвика:

– Что ты, господин Кекс, скажешь людям, которые боятся, что от шума и дыма лошади сойдут с ума, а коровы и овцы не смогут выносить потомство?

– Честно говоря, не знаю, – отвечал Дик. – Никогда не было таких проблем здесь, на Равнинах. Когда я проводил испытания, лошади с соседних полей пытались обогнать Железную Ласточку, наперегонки с ней, то есть бегали, и, по-моему, им было весело!