Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Олег с изумлением смотрел на практически пустую бутылку. Неужели это он, в одиночку, уговорил без малого литр сорокаградусного напитка? Нет, быть того не может! Кто-то ему явно помог! Он осмотрелся вокруг, тщетно пытаясь сфокусировать взгляд на нечётких, расплывающихся лицах.
«Лица! — думал Олег. — Это не лица, а морды! Вот этот, например, ну точно, нашего, российского розлива. Туша как у бегемота, что вдоль, что поперёк, ряха блином, ну свинья свиньёй, даже нос пятачком. А вон та придурошная старуха, у которой из шорт торчат вместо ног две жердинки с синюшными разводами вен, смахивает на сушёную селёдку. А с ней сидит, ну вылитая коза, так же губами шлёпает и рогами трясёт. Зоосад! Ну морды!»
— Олежек, ау!
Кто-то сел за его столик. Олег прищурил один глаз, изображение двоить перестало.
— А! Вика-Виктория! С тобой на море я!
— Какая Вика?! Да ты пьяный никак!
— Клевета! Подлые инсинуации, я никогда не бываю пьяным, и вообще, я не пью!
— Ничего себе — не пьёшь! Постой, это ты один весь пузырь уговорил?
— А тебе что? И вообще, ты кто?
— Во даёт, да Вера я, Вера. Помнишь?
— А-а-а, Вера! Нет, не помню. Ты меня с кем-то путаешь.
— Ну хорош! Ты чего тут один сидишь? Пошли, я тебя домой отведу.
— Домой? Да, хочу домой. Мама холодец, наверное, сварила, а ты кто? Ты какая Вера?
— Такая. Ладно, ты не буянь, не выступай, за меня держись, и пошли.
— Куда? Мне и тут хорошо! Ща, ещё бутылочку возьмём и посидим. Вас как зовут, мадам? Мы, кажется, уже встречались?
— Олег, кончай выступать, люди смотрят, пошли!
— Что значит «кончай», я ещё и не начинал. А хотите, мадам, я вам стихи почитаю, «Озеро Чад» называется? Это озеро, кстати, не так уж и далеко отсюда.
Сегодня особенно грустен твой взгляд…
Вот и ваш взгляд, мадам, грустен. У вас горе? Скончалась любимая собачка?
— Тьфу на тебя, придурка. А ну, вставай немедленно, и — пошли! Нечего тебе перед всеми красоваться в таком виде!
— Ну зачем кричать? Я уже встал, — Олег действительно, чуть пошатываясь, встал, оглядел всё вокруг подозрительно трезвым взглядом, буркнул: — Зоосад, — и, махнув рукою, произнёс: — Ладно, пошли, Дуся.
— Да не Дуся я, — подхватывая его под руку, улыбнулась Вера.
— Всё равно хорошо, — непонятно буркнул себе под нос Олег и вдруг затянул: «Не слышны в саду даже шорохи…»
— Пошли, горе моё, — с извечною интонацией русской бабы, волокущей домой пьяного кормильца, пробурчала Вера, понадёжнее обхватывая Олега за талию и закидывая его руку себе на плечо.
Из вечерней темноты за ними наблюдали Вика и Ольга.
— Ну ни фига себе, заявочки! — протянула Вику-ля, — звал, звал, а сам… Ну, козёл! Он что, алкаш, хроник?
— Знаешь что, — сказала Ольга, не отвечая на вопрос, — пошли домой, в номер.
— И будем плакать над своей несчастной женской долей? Вот уж фигушки! Мы и без него повеселимся, тоже мне, видали мы таких…
— Ну пойдём по улице погуляем, или к морю, там на пляже посидим.
— А может, на дискотеку? Или в баре посидим? Что нам ночью на пляже делать? Там темно, нет никого, мало ли что!
— Тут же охрана, никого посторонних.
— Ага, думаешь, наших придурков мало? Сейчас поддадут и на экзотику их потянет.
— В баре их ещё больше, чем на пляже, а дискотеки мне в школе надоели: музыка гремит так, что кажется, сейчас стёкла вылетят, детишки скачут…
— Здесь тебе что, школа? Пошли, посмотрим, не понравится — уйдём.
— Ну пошли.
«Как он мог! Как он мог так поступить! — думала Ольга. — Он же об меня словно ноги вытер. Будто плюнул. Позвал и плюнул. Я переживала. А он… Пьяный, с какой-то страшной коровой…»
Музыка хотя и гремела, была вполне нормальной, под такую они сами танцевали в институте и лагере. Они уселись за столик, Вика переговорила с официантом, и вскоре перед ними оказались два украшенных дольками апельсина высоких бокала с позвякивающими в такт музыке кубиками льда.
— М-м-м! — Викуля даже прикрыла глаза от удовольствия. — Красота!
— И правда, вкусно, — Ольга тоже облизнулась. — Что это?
— Пей, какая разница. Смотри, ну и где твои дети?
Публика на дискотеке, действительно, была очень разная, от нескольких подростков, образовавших ритмично подпрыгивающий кружок в одном из углов танцевального пространства, до очаровательной пожилой пары, лет семидесяти, сидящей за столиком. Оба, он и она, были худощавы, подтянуты, в джинсиках, ну вылитые подростки, если бы не седые волосы да не морщинистая дряблая кожа. Остальные были разного возраста, худые и толстые, маленькие и длинные, одни танцевали, другие сидели за столиками.
— Пошли, попрыгаем, — Викуля уже рвалась в бой.
— Пойдём!
За столик они вернулись уже вчетвером. Викулю сопровождал Саша, высокий, тёмно-русый. Белая футболка на его плечах не скрывала, а, скорее, подчёркивала широкую грудь и плоский живот. Руки бугрились мышцами, растягивая короткие рукавчики. За Ольгой тянулся черноволосый Володька, или, как его называл Саша, Вовчик. Этот спортивной фигурой не отличался, но был великий мастак травить анекдоты и рассказывать забавные истории.
Сначала допивали коктейли, потом пошли танцевать. Сашу отправили за коктейлями, опять танцевали, потом за спиртным бегал Вовчик.
Ольга, казалось, веселилась вовсю. Много танцевала. Во время редких медленных мелодий покорно и нежно прижималась к партнёру, отчего Вовчик буквально млел, заливисто хохотала над его шутками.
«Ну и что? — думала она. — Ему можно, а мне нельзя? Я сюда отдыхать приехала, а не от воспоминаний сохнуть. И стоила мне эта поездка, о-го-го! Это он тут всё время живёт, а мне пять дней осталось и снова за работу! Я ему ничего не должна, что хочу, то и делаю».
Потом они оказались на тёмной улице. Вовчик по-хозяйски притянул Ольгу к себе и поцеловал. Она попыталась оттолкнуть его, но не смогла.
— А где Вика? — спросила она, трезвея, когда Вовчик чуть ослабил хватку.
— Они к нам в номер пошли, Саня ей обещал чучело крокодила показать, — Вовчик хохотнул, — он ей покажет чучело! Пошли к вам?
— Нет! — Ольга почему-то испугалась, ей вдруг расхотелось мстить Олегу с этим губастым Вовчиком. — Нет! Я устала очень! Я спать пойду!
— Да ты чё, в натуре, смеёшься надо мной? У тебя совесть есть? — Вовчик явно обиделся. — А мне куда сейчас? В номер не пойдёшь, там Саня с твоей Викулей, мне чё, как собаке одному под окном сторожить? На луну выть?
Ольга почувствовала укор совести.