Что ж, все понятно, слухи насчёт тёмного люда подтвердились. Не зря в компании ветряных перевозок вели разговор про повышенный уровень опасности.

Торговцы живым товаром — не изжитая, давняя болезнь Империи. Имперский Совет понимал, что торговля людьми — кощунство, но поделать ничего не мог. Формально черные караванщики не нарушали закона. Рабы отдавали свою свободу добровольно, продавали свои жизни без видимого насилия. Караванщики ни к чему их не принуждали, с их согласия перевозили с места на место. Если родители решали продать своё дитя в более богатую семью — это беда или благо? Если отец семейства находил себе более достойного хозяина, который обязывался до конца его дней кормить, одевать и ухаживать за своим рабом — что же в этом плохого? Если красивая девушка, не имеющая ни гроша за душой, получала себе постоянное место работы, дом и комфортное существование — разве же это нарушение законов? А что некоторым рабам изменяли их внешность — так тоже по доброй воле. Ну, захотел человек приплюснутый нос, шрам поперёк лба, а то и непривычную бледность кожи…

Бледность кожи? Мысль, мелькнувшая в голове, была мимолётна и легка. Она поманила за собой и улетела. Олаф тряхнул головой, в надежде, что та вернётся и оформится в догадку, но напрасно.

Юноша с предосторожностями вернулся к дуплу. Разбудил Летту. И пока она сонно протирала глаза, принялся собирать просохшие вещи.

— В чем дело?

— Работорговцы, — ответил кратко.

Она невольно охнула.

— Нам лучше поторопиться, пока они спят. Мы пойдём по лесной тропе, не выходя на центральную дорогу. Но впереди есть довольно большая открытая поляна. И нам надо оказаться там быстрее, чем подойдёт караван, — скупо жестикулируя, сказал Олаф.

— Я понимаю.

— Как ноги? — он мысленно обругал себя, что не догадался проверить раны с вечера, её внешность в полутьме сыграла с ним плохую шутку.

В этих местах наверняка тоже рос жив-лист, и если воспаление не прекратилось, надо обновить повязку. Девушка сняла башмаки и чулки, и с улыбкой вытянула вперёд ножки. Мозоли перестали кровить и затянулись тонкой розовой кожей.

— Все в порядке, — Летта, казалось, сама не ожидала такого быстрого выздоровления, и благодарно взглянула на проводника. — Думаю, сегодня я и бегать смогу, если возникнет такая необходимость.

— Я очень рад, — юноша улыбнулся, но как-то грустно. — Я подожду снаружи, переодевайтесь. Для путешествия по лесу — платье не самая удобная одежда.

Олаф выпрыгнул из дупла и встал, прислонившись спиной к дереву. Долго ждать ему не пришлось. Его спутница умела менять туалеты с завидной скоростью. А с причёской она и вовсе не мудрила: собрала волосы в длинный хвост на затылке, и все. Но юноша не мог отделаться от образа, который возник перед ним в сумерках. Неужели никто из семьи Летты не замечал раньше её красоты?

Проводник протянул девушке руку. Она немного помедлила, всего лишь краткое мгновение, а потом взялась за неё. Они пошли по тропе. Два человека, затерявшихся в мире.

Однако, как путники ни спешили, караван нагнал их. Казалось, в спину подул солёный ураганный ветер, зубы заскрипели от выплеснувшейся желчи, а затянувшаяся рана открылась сызнова. Олаф не первый раз встречался с работорговцами, но не на их территории. Беспринципные, жестокие и ведущие свою историю с зарождения Империи — они, тем не менее, легко приспосабливались к законам и всем изменчивым обстоятельствам.

Громкий окрик за спиной заставил сойти на край дороги. Юноша посмотрел на спутницу и ещё крепче стиснул её руку. Девушка во все глаза разглядывала толпу невольников: мужчин и женщин, по неведомой причине продавших свою жизнь и волю, ползущих в одной цепи, подобно гигантской серой гусенице. Это их жалким скарбом были забиты повозки. В кибитках же, скорее всего, ехали либо совсем обессилевшие, либо дети.

Олаф вскинул голову, заметив, что от каравана отделился довольно богато одетый полный господин на выносливом муле и потрусил к ним.

— Приветствую, собратья по дороге. Доброго ветра вам в спину, — прокричал неожиданно писклявым голосом.

— И вам, — ответил проводник.

— Я Востов, торговец.

— Я Олаф, проводник, а это моя спутница, — он не стал вдаваться в подробности, отвечая лаконично, в стиле писклявого.

— Куда держите путь?

— В Темьгород.

Господин удивлённо вытянул губы и зацокал языком. Быстрым оценивающим взглядом окинул молодых людей. Юноша просто почувствовал, как в голове караванщика промелькнула сумма, которую можно будет за них выручить, если что. Но вот запаха эмоций не было. Кажется, караванщик умел его перебивать.

— У меня есть место в обозе, могу подбросить, — предложил Востов радушно.

Летта с опаской глянула на Олафа. Она, конечно, не представляла, чего могло стоить предложение караванщика. Но воодушевления оно не вызвало. Парень не повёл и мускулом на лице, только подмигнул ободряюще и улыбнулся. Не сказать, что он чувствовал себя уверенным и бесстрашным. Но, оказывается, присутствие рядом девушки давало неожиданные силы и воодушевляло.

— Предпочитаем пешком, и в попутчиках не нуждаемся, — отказал юноша.

Девушка не смогла сдержать вздох облегчения. И немного придвинулась к проводнику. Их плечи соприкоснулись, а руки крепко переплелись. Казалось, Летта находит в Олафе ту поддержку, которую до этой поры не видела ни в ком.

Востов покачал головой и сморщился. Его словно искренне огорчил категоричный отказ молодых людей.

— А чем плохи мои повозки? — указал хлыстом на караван. — И с людьми-то веселее будет. А там, глядишь, передумаете, с нами поедете. Мы, конечно, не в Темьгород, а дальше, но…

— Нет, — твердо повторил Олаф, прерывая толстяка. — Мы люди вольные, куда хотим, туда идём. Когда желаем, тогда едем. И сейчас нам интереснее общество друг друга, чем ваше.

Он не боялся оскорбить караванщика. Это была старая формула. Любой имперец знал её с колыбели. Но говорили, что у работорговцев есть особый дурман, затуманивающий мысли, заставляющий продать себя. Говорили. Только доказательств не было.

— А у тебя есть свободная воля? — переспросил господин. — Ты привязан, гляжу, к этой девчонке…

— Вот именно, — перебил Олаф, — и наша с ней свободная воля диктует отклонить твоё предложение. Мы вместе по собственному желанию, а не по принуждению.

Услышав эти слова, девушка вздрогнула и взглянула на Олафа с беспокойством. Но он встретил её взгляд твёрдо и прямо. Сейчас попутчики словно вели молчаливый диалог, и эта была новая степень доверия между ними.

Караванщик отъехал назад. Его маленькие глазки не отрывались от молодых людей, он уже и не скрывал, что заинтересовался Олафом и Леттой. Хотя запах эмоций, настоящих, скрытых ото всех, перебивался мускусом. Мул, словно чувствуя намерения хозяина, фыркал и нервно переступал с ноги на ногу.