— Скажу то, что должно быть сказано, — проговорил он. — Нас здесь некоторое число суверенных индивидов, самоценных и самодостаточных, каждый из которых равен лишь самому себе. Но я вижу, что один из сидящих за этим столом равен не себе, а кому-то другому.

Все посмотрели на третьего. Он спокойно ответил взглядом.

— Да, — сказал пятый, — одному из нас, видимо, недоступна вечная полнота радости, с которой свободная мысль поднимается к своим высотам.

— Один из нас не участвует в общем движении мысли, а только ставит препоны, обрубает корни, подрезает крылья, — сказал девятый.

— Один из нас спутал карты, которые легли нам в руки, — пробормотал двенадцатый.

«И он туда же со всеми, — подумал третий. — А я, значит, не вписываюсь в компанию. Что ж, не очень и жалко».

И он продолжал пить и есть, так же, как прочие сидящие за столом пили и ели.

71

Эф третий ел и пил за столом вместе со всеми.

Чья-то услужливая рука с кувшином протянулась налить в чашку вина, и третий узнал эту руку, ее запястье, пальцы, ногти на пальцах. Человек Ю? Третий вздрогнул и обернулся. На пол полетело задетое локтем блюдо. Третий отодвинул кресло, нагнулся к полу собрать осколки, что, разумеется, было совершенно лишним, и оказался лицом к лицу с человеком. Это действительно был Ю, вернувшийся к своей старой роли.

— Не вышел из тебя господин свободной воли, третий в халате, — усмехнулся человек.

— Да я сейчас вроде бы уже и не в халате, — пробормотал третий и вернулся в кресло.

Люди длинной воли смотрели на него все как один с общим для всех выражением лиц, и отшельник Хо не отличался от прочих.

— Вы видите, — сказал первый, — один из нас называл себя господином свободной воли, но оказалось, что он даже не господин.

— Никогда так не будет, чтобы господин занимал место слуги, — сказал пятый.

— И чтобы слуга занимал место господина, — сказал девятый.

— В этом случае господин будет не господин, а слуга — не слуга, — сказал четырнадцатый.

— Но перестав быть господином, господин не станет слугой. И слуга, перестав быть слугой, не сможет стать господином, — сказал Хо двенадцатый (рыжебородый).

— Двое из двенадцати, — громко сказал Аш первый, — уберите от него кресло.

Двенадцать — это был дежурный наряд охранной роты, люди которого стояли вдоль стен и у двери. Двое из них шагнули со своих мест, взяли Эф третьего под руки и повели. Он оглянулся, ища взглядом человека Ю, и нашел: тот стоял у юго-западной стены с подносом в руках, а рядом — вот оказался сюрприз — был Фа четвертый, одетый как слуга в одежду цвета болотной зелени — штаны до колен и куртку, и тоже с подносом. Он ухмылялся, глядя. Третий рванулся из державших его рук, но это были сильные руки. Третий пошел, куда вели, и уже не оглядывался. Ему стало неудобно за свою одежду с ремешками на рукавах у локтя и у запястья. Выглядело, словно он оделся в подражание четвертому.

В это время дверь распахнулась, и широким шагом вошел Аш первый, солдат. За ним — Бе пятый, мастер.

«Кажется, прав был отшельник, все мы здесь, — подумал третий. — Но один из нас сидит, двое стоят, двое идут, а одного ведут. Можно ли при таком раскладе считать, что мы собрались вместе?»

72

Один Аш первый и один Бе пятый вошли в дверь (солдат и мастер), другой Аш первый и другой Бе пятый сидели за столом (господа длинной воли). Что-то должно было случиться.

Аш первый, господин воли, засмеялся недобрым смехом, хотя не мог ни знать, ни догадываться о том, кто именно вошел в дверь.

Люди охраны, которые вели Эф третьего, задержали шаг, словно ожидая новых распоряжений.

— Эти двое, я вижу, просят пинка, я даже и спрашивать не буду, — громко сказал господин воли. — Пинка, пинка, — повторил он и поднялся из кресла навстречу вошедшим.

— Ха-Вэ-Эс, — сказал Аш первый, солдат, и, подойдя к столу, бросил свой камень на лаковую поверхность.

— Ха-Вэ-Эс Э-Эн-О, — уточнил мастер Бе. — Что означает «Храните ваше спокойствие, это не ограбление», — и тоже сделал бросок.

— Торговым агентам вход воспрещается, — сказал Аш первый, господин воли, и вернулся в свое кресло.

— Эм-Эн-Тэ-А, — сказал Бе пятый, мастер, что означало: «Мы не торговые агенты».

— Да, — подтвердил Аш первый, солдат.

— А мне все равно. — Господин воли отодвинул рукой выкатившиеся перед ним камни.

— Э-О-Ка Ка-Вэ-Дэ, сказал мастер Бе, что означало «Это особенные камни, как вы догадываетесь».

— Камни — это важный предмет для нас и для вас, — сказал солдат. — Не хотите поставить свои против наших?

— Предмет, может быть, важен, — сказал Аш, господин воли, — но важна и рука, которая его держит.

— Крепкая рука, — сказал Бе пятый (господин, а не мастер).

— Крепкая и длинная рука, — сказал Лю девятый.

— Длинна не рука, а воля, — поправил его Лю четырнадцатый.

— Рука, которая держит предмет, важна, но важнее воля, которая направляет руку, — сказал Аш, господин воли.

— Ха-У-Дэ-Вэ-Эн-Эр? — спросил Бе пятый, мастер. Это означало «Хотите увидеть длинную волю нашей руки?».

— Нет, кое-кто нам однажды уже показывал свою длинную волю, — сказал Аш, господин воли, повернув взгляд к южной стене, в сторону Эф третьего.

— И все-таки, — сказал мастер Бе, — Эм-Бе-Е Эр-Эр-Пэ.

— Да, может быть, есть резон рассмотреть предложение, — сказал отшельник Хо. — Я вижу, этот человек преуспел в искусстве вращения смыслов, и достиг весьма интересного поворота.

— Нас здесь два человека, — сказал солдат Аш.

— Эн-Зэ-Дэ-Че, — подтвердил мастер Бе.

— Одного попросили уйти, и на место одного два новых, это перебор, — засмеялся господин воли и взмахнул рукой. — Четверо из двенадцати, эй!

Два охранных человека отступили от юго-западной стены, два — от юго-восточной, и подошли.

— Стоп, — солдат Аш поднял руку. — Если так, то разговор будет другой.

73

— Это будет другой разговор, — сказал солдат Аш. —