— Я не уверен, что мы сможем это продать. Не забывай, мы купили это место задешево, потому что никто не хотел его покупать.

— Ты не понимаешь. Дело в том, что я постоянно работаю, чтобы привести все в порядок, а все вокруг рушится нам на голову. Мы платим Лизи за работу по дому. Так почему у нас везде такой бардак?

— Ну, домашняя работа в этом месте довольно… непомерная, — говорит Тобиас, уходя со своим кофе в гостиную. — С чего ей нужно было бы начать?

— Я прямо сейчас иду, чтобы попросить Лизи прибрать весь этот беспорядок.

Я выхожу под дождь. Лизи в ее контейнере нет. Я замечаю ее стройную фигурку в конце сада: она кружится вокруг орехового дерева. Она насквозь промокла и сейчас, когда с ее лоснящихся черных волос ручьями течет вода, еще больше напоминает выдру. Такое впечатление, что она совершает какой-то своеобразный танец. Я делаю над собой нечеловеческое усилие, чтобы сдержаться и не спросить ее, какого черта она здесь делает.

— Лизи, — говорю я, — пожалуйста, не могли бы вы кое-что сделать по дому?

Лизи бросает на меня испуганный взгляд.

— Я сейчас приду, — говорит она. — Духовный импульс как раз сейчас очень сильный, и я не хотела бы его пропустить.

***

Я написала для себя список.

Что нужно сделать по дому:

Крыша.

Проводка.

Канализация.

Водопровод.

Вода! (подключение/фильтрация/хранение)

Септический бак.

Штукатурка (стены).

То же самое (потолки).

Полы.

Окна и двери.

Центральное отопление.

Кухня для дичи.

Кухня и ванная комната.

Он выглядит слишком устрашающе. Я совершенно не знаю, с чего и как начать. Я переворачиваю лист бумаги и пишу новый список.

Купить:

Фунгицид.

Я оставляю Фрейю с Тобиасом, а сама еду в долину поискать какую-нибудь отраву, чтобы вывести лишайник на кухне. Наша «Астра» отметила приход весны тем, что в ней сломалось что-то такое, из-за чего нельзя поднять крышу. Дождь течет по моему лицу, заливает глаза так, что я плохо вижу. Даже при включенных фарах я все-таки не замечаю туриста, путешествующего автостопом, который стоит посреди дороги. Я резко жму на тормоз, машину заносит, время останавливается. На сетчатке глаз у меня вспышкой запечатлевается изображение человека, которого мне предстоит убить: высокий, молодой, стройный, с оливкового цвета лицом и темными глазами.

Машина с диким скрежетом останавливается. А затем, прежде чем я успеваю прийти в себя, он уже залезает на сиденье.

— Английские номера, — говорит он по-английски. Голос у него мелодичный, с очень легким акцентом. — И открытая машина. Как это славно, даже под дождем!

Слышать такое странно. Я пялю на него глаза. Он мгновенно смущается, как будто его застукали на чем-то неприличном или невежливом.

— Я хотел сказать, особенно под дождем. Я обожаю ощущение дождя, хлещущего в лицо. Особенно на ветру.

— А вас не смущает, что вода течет за шиворот?

— О нет, это я люблю особенно.

— Отлично говорите по-английски.

— Я учился на вашем замечательном острове Уайт. И люблю все английское. Даже молоко в чае.

— Куда вы направляетесь? — спрашиваю я.

Он смеется нервно и неожиданно пронзительно:

— Да я и сам точно не знаю. Моя семья из Алжира, они все там очень строгие и не одобряют… Короче, мы поссорились. По правде говоря, они меня выгнали. Жить мне негде. Могу делать всякую bricolage — мелкую работу. А еще я неплохой механик.

— Сможете починить крышу в моей машине? Когда начался дождь, в ней что-то там застряло.

— Крышу? Дождь? — Он выглядит совершенно сбитым с толку. — Ну, думаю, что смогу.

Я резко торможу и съезжаю на расширение дороги для разъезда машин. Он удивленно таращится на меня.

— А прямо сейчас можете? — подталкиваю его я.

— Ох! Конечно.

Из своего рюкзака он извлекает гаечный ключ с отверткой и принимается за работу. У меня такое ощущение, будто я наблюдаю за каким-то волшебством. Через пять минут крыша уютно закрывается. Окна тут же начинают запотевать.

Он улыбается, и улыбка у него исключительно приятная.

— Ее может быть трудно поднять обратно, — говорит он. — Мне нужно там кое-что немного смазать.

— Спасибо, — говорю я. — Могу предложить вам работу.

Когда мы едем назад в Ле Ражон, на одном из крутых поворотов дороги, в узком коридоре из скалистых утесов нашу «Астру» заносит, и ее потертые шины отчаянно поют. Он вскрикивает от испуга, но я его уже немножко знаю, чтобы не удивляться тому, как он выкручивается из этой неловкой для него ситуации.

— Я имею в виду… что просто дух захватывает, — говорит он. — Тут такие… такие минералы.

***

Тобиас по-прежнему сидит в гостиной, где я его и оставила. Фрейя, к счастью, крепко спит в своей переносной кроватке рядом с ним. Он уже налил себе еще одну кружку кофе, снял наушники и решает судоку из британской газеты двухдневной давности.

— Это Керим, — говорю я. — Он поможет нам выполнить кое-какую работу по дому.

— Какая красивая комната, — говорит Керим. — Вам просто нужно немного подровнять эти балки и проолифить их потом. И подштукатурить стены. Какой очаровательный буфет! Ох, а что это случилось с орехами?

Моя замечательная миска из каталога журнала «Хоумс энд гарденс», полная орехов, по-прежнему стоит на буфете, но мыши — вероятно, из-за того, что им нужно чем-то кормить своих деток, — уже принялись за нее. В самых лучших орехах прогрызены аккуратные отверстия, а их содержимое исчезло. На совершенное преступление указывают только немногочисленные осколки скорлупы на буфете и на полу.

— Тобиас! — ору я. — Ты видел, что случилось с моими орехами?

— Э-э-э… орехами?

— Эти маленькие негодники должны были бегать прямо у тебя под ногами. И произошло это только что, за последний час.

Керим выглядит заинтригованным.

— Мыши, — говорит Тобиас.

— Я на самом деле обожаю мышей, — с энтузиазмом говорит Керим.

— Они пришли отсюда.

Я вихрем лечу на кухню. Лизи до сих пор не убрала здесь. За этот час, пока меня не было дома, лишайник на стене, похоже, стал еще жирнее и еще зеленее.

— Керим! У меня есть для вас работа. Мне необходима кухня, защищенная от мышей.