– А я хотел тебя удивить, несчастный, – эпически пожаловался Валентин. – Поопекать вздумал угнетенную невинность. Вот раззява, сыщик хренов! У меня под носом компаньонка влезла в терроризм, шпионаж и хуже того. И ни в одном глазу, упомянуть не соизволила. Сдается, из прелестной головы такие пустячки просто повылетели!

– Ну, прости меня, Отче Валечка, я хотела, как лучше, ведь вправду глупо до невозможности, – попросила я.

– Ладно, ты мне сейчас нужна, и я закрою глаза на безобразия, но впредь прошу от криминала держаться подальше, если не получится, то доложить своевременно, во избежание. Ужас, что я вынужден от тебя терпеть, – пожаловался Валька с чувством.

– Я исправлюсь, Отче Валюша, хоть и не виновата, сделай милость, поопекай меня дальше, прошу обещанный сюрприз.

5

– Вот уж не знаю, стоит ли теперь, в свете открывшихся ужасных новостей, – закапризничал Валентин. – Боюсь, что надо тщательно обдумать, решить с товарищами, то бишь с господами.

– Тогда не надо, – легко согласилась я. – Раз я виновата, то останусь без конфетки, видала я твой сюрприз в гробу в белых тапочках. Небось гадость очередная, сознайся.

– Ладно, я уже подумал, заочно проконсультировался с одним господином и решил сделать тебе любезность, – признался Валька. – В её рамках мы с Пашей задаем сугубо риторический вопрос: не хотела бы ты прокатиться на Средиземное море вместо покойного Кости Рыбалова, раз ему не судьба?

– Прошу немножко конкретнее, – ошарашенно сказала я.

Затем машинально вынула из холодильника завалявшийся там салат, отделила одну порцию и поставила перед Валькой. Сама так же автоматически взяла остаток и принялась есть прямо из миски. Дело происходило, как обычно, на кухне.

– Гляди-ка, даже наше прелестное дитятко можно чем-то пронять, – заметил Валька. – Обычно в этом доме еду приходится выпрашивать, у хозяйки другие интересы. А тут, как по учебнику психологии, в экстремальный момент проявилось несвойственное поведение. Ну, если ты дашь вилочку, прелестное дитя, заодно чайник поставишь, то так и быть, я разъясню суть нашего предложения.

– Вот тебе вилка, заметь – фамильная, с вензелем, кушай на здоровье и повтори ещё раз, может, я ослышалась.

– А что тут такого? Предложение простое, немудрёное. Не знаю, с чего бы тебе швыряться фамильными вензелями. Да, без обману, написано Хельмут нерусскими буквами и присобачен кренделёк, некая арабеска, а серебро какой пробы, можно посмотреть?

– Бери, только не насовсем, будь так любезен. Какой пробы был троюродный дед Хельмут, я не удосужилась узнать, извини.

– Охотно, дитя мое. Да, видно европейское воспитание, никуда не денешься. Характер стойкий, нордический, в узел завяжется, а подлинных чувств не выдаст, кошмар!

– Это ты о Хельмуте? Тогда слегка ошибся, он был жуткий бонвиван, дамский угодник, любитель роскошной кухни и тонких вин, обожал сюпризы и праздненства, а также, согласно семейным преданиям, женился поздно, потом изменял молодой жене направо и налево, с актрисами.

– Ну и семейка, не буду я есть его вилкой, дай что-нибудь попроще, не то наберешься ваших привычек. На кой чёрт мне сдались актрисы? Вон Костя Рыбалов связался с мелкой сошкой, с телеИрочкой и привет!

– Да, общеизвестно, что актрисы до добра не доводят, поэтому ты решил меня подставить? Ирочка как раз сказала, цитирую: «узнайте, Катя, с кем Костя собрался в Грецию, и сразу станет ясно, кто его пришил». Вы с Пашей чудно распорядились, желаете подложить мне мокрое дело задним числом?

– А ты ничего, соображаешь, – одобрил Валька. – Нет, конечно, моя прелесть, мы подумали, зачем деньгам пропадать, всё уплочено, лучше мы побалуем тебя. Не Хельмуту же предлагать такую роскошь, хоть он и бонвиван.

– Что касается Хельмута, то он отбыл к своему Творцу в Гражданскую войну, его унесла эпидемия испанки к вящему горю оставшегося семейства. Те, кто вовремя отбыл за границу, узнали о кончине позже и неутешно его оплакивали.

– Нет, ты меня определенно утомила мрачными семейными байками, а Хельмут так просто осточертел.

– Тогда пользуйся его вилкой и оставь старика в покое, мы, помнится, остановились на актрисах, которых он страстно обожал.

– Зато я отныне их вечный недоброжелатель, смотри до чего все дошли. Костя не дождался отпуска, Хельмут давно у Творца, ты цитируешь птичку Ирочку, как Святое писание, а я, самый несчастный из всех, битый час не могу изложить, как выгодно и удобно съездить на Крит на халяву.

– Изложи Хельмуту, и сам поезжай вместе с Ирочкой, – заявила я, забирая у компаньона вилку с вензелем. – А уж как Марина обрадуется!

– Нет, дитя, я больше не могу, еще раз появится Хельмут – иди к Паше Криворучко, и можешь толковать о троюродном дедушке, пока он не лопнет. Откуда чёртов немец вообще взялся и к нам прицепился?

– Из ящика, вместе с вилкой, надо же какая незадача, нужно было дать с Вильгельмом или с Метой. Кого из них выбираешь?

– Уволь меня, грешного, пощади, только Вильгельма с Метой мне не хватало! Оттого и не еду на Крит, что там одни немцы с англичанами отдыхают, видеть их больше не могу!

– А, теперь немного проясняется, это у тебя вульгарная ксенофобия, немцы тебе помешали и англичане, а как же! Скажи лучше, что языков никаких не знаешь и стесняешься изъясняться жестами.

– Вот, наконец мы куда-то приехали, давай, дитятко, уберём именную посуду и обсудим дельце, – предложил Валентин. – Вот как оно складывается. У покойника Рыбалова остался в офисе оформленный и оплаченный индивидуальный тур на остров Крит, билеты, страховка, номер в гостинице с двухразовым питанием и виза. В одну минуту в турбюро на всех документах меняют фамилию, им удобнее, чем отдавать деньги взад, в два-три дня они тебе делают визу, и лети себе на Крит, купайся, сиди в лабиринте и загорай.

– Заманчиво, что ж говорить, – согласилась я. – Троянский конь отменных статей, игрушечка, а что внутри?

– Да ничего особенного, это в принципе премия, с конторой Рыбалова договорено, турбюро в полном восторге, одна ты задаешь вопросы, подозрительная крошка. Что, Вильгельм и Мета такие же были? Вот Хельмут бы на халяву…

– Если бы ты не предупредил, то я бы тебе ответила: вот Хельмута и посылай. Однако, мы решили не тревожить его светлую память, поэтому я скажу откровенно. Вильгельм и Мета, мои прямые предки, они бы, может, и поехали, но сначала спросили, знаешь что?

– Догадываюсь. Отвечаю. Где-то процентов на пятнадцать, нам с Пашей сдается, не больше – поездка может стать не совсем увеселительной. Костя мог рвануть на Крит по другой надобности, кроме экологически чистого отдыха.

– Я знаю, Отче Валя, что Вильгельм с Метой тоже лишились твоей благосклонности, но они, педантичная немчура, обязательно спросят, как следует понимать ваши пятнадцать процентов, – не удержалась я.

(Марионеточный театр с именными столовыми приборами мне тоже отчасти надоел, но очень был удобен, я одновременно держала совет с серебряными тенями предков, они дружно рекомендовали осторожность.)