Думаю, когда блудный сын вернулся, они с отцом много-много вечеров подряд сидели и разговаривали. Наверное, для сына было очень важно все, что говорил ему отец, он впитывал его слова как губка…

Трудности надо превозмогать любовью. Это вроде и общие слова, а на самом деле любовь – то единственное, на чем все держится. И большая семья может превратиться в пустыню, если от каждого только требовать: ты должен это, а ты должен то – и нет центра, который все отогревает, все осмысливает. Любая, даже многодетная семья без любви не спасает от холода; в самой просторной избе без печки рано или поздно станет холодно, как на улице, и толстые стены не помогут. Должно быть созидающее, отогревающее, освящающее, исцеляющее действие любви, родительской любви – по образу Отца Небесного.

За этой любовью мы приходим в церковь… Одна женщина жаловалась, что вот рядом с домом открыли новый храм, но она не может туда ходить. Почему? «Меня там очень сильно отругали за то, что я не соблюдаю пост. Да, нас есть за что ругать, да, мы все грешные. Но мы же приходим к вам за любовью! Хотим встретить здесь что-то настоящее!» Понятно, зачем люди идут в храм: кругом холодный, дикий, эгоистичный мир, в котором человеку очень одиноко, страшно, холодно, и он хочет, чтобы его душу отогрели. А здесь его тоже ругают. Может быть, и справедливо, но… Мы уже говорили, что если общение родителей с детьми превращается в сплошную ругань, то это выжигает в отношениях все доброе. Ребенок терпит, пока не может уйти из дома или ответить отцу чем-то более серьезным, чем слово. Должно быть тепло, внимание, а еще праздники, веселье, совместные игры, походы – внутрисемейное созидательное начало. И тогда все острые вопросы сглаживаются, снимаются.

Сводите вы своего подростка в кино, купите ему этот несчастный бургер и кока-колу, когда он вас об этом не просит! Просто купите, пусть он порадуется.

Однажды у меня была большая группа в воскресной школе, и что-то они приуныли. Стало ясно, что надо как-то возобновить наши отношения, дать почувствовать, что это отношения человеческие. И вот пока они подкреплялись после воскресной службы и готовились к уроку, я пошел в «Макдоналдс» (он находится на нашей улице как раз между храмом и воскресной школой) и купил этих бургеров в большом количестве, на всех картошки, кетчупа – всё, что они так любят, для нас непонятно почему. Пришел в класс с очень строгим видом и сказал: «Дети, сейчас мы с вами будем изучать грех чревоугодия. У нас будет практическое занятие». Они сначала очень испугались, потому что пришел строгий батюшка. Но потом через бумажные пакеты донесся знакомый до боли в желудке запах… Прошло, наверное, уже лет шесть, а выросшие дети не перестают мне об этом напоминать: «Помните, батюшка, урок чревоугодия?!» И после этого у нас еще долго уроки шли хорошо. Обязательно надо ребенку в чем-то пойти навстречу. Ну, понятно, мы все знаем, что это вредная еда, и я не хотел бы, чтобы мои дети часто ее ели, но «Макдоналдс» так устроен, что почему-то все подростки туда хотят. Ну и дайте вы им изредка такую возможность! Ну посмотрите с ними какой-то фильм, который вам уже абсолютно не интересен, а для них важен, и поговорите о нем, ведь в любом фильме есть темы, отталкиваясь от которых можно выйти на глубокий христианский разговор.

Нужны какие-то, я бы сказал, интервенции в пространство ребенка, которые напомнят ему о том, что он вам дорог. В чем можно пойти ему навстречу – пойдите. Если ребенок просится переночевать у друга и вы знаете, что это нормальная семья, что там не будет ни спиртного, ни курева, обязательно отпускайте. Очень важно дать ему ту самую контролируемую порцию свободы, без которой нельзя воспитать умение этой свободой пользоваться. Надо отдавать все большие и большие куски свободного пространства для самостоятельного принятия решений. У школьника на каждом уроке спрашивают домашнее задание, а у студента в институте ничего не спрашивают, потом начинается сессия и оказывается, что все надо было выучить. Это тоже воспитывает – воспитывает ответственность за учебный процесс. Так же и здесь, ребенка надо готовить к тому, что он будет самостоятельным.

Несмотря на то что вы уже совершенно опустошены, потому что каждый разговор с ребенком превращается в бой, и кажется, что подростковый возраст будет длиться вечно, вы идете подростку навстречу – и он начинает мягчать. Он забывает гадости, которые вам говорил, и неожиданно заявляет: «Ладно, мама, отдохни, я приготовлю ужин». И готовит что-то немыслимо вкусное!

Мой средний сын однажды спросил: «Пап, а ты действительно не понимаешь, что желтый перец вкуснее красного и зеленого?» И с таким изумлением на меня посмотрел… И еще: «Ты что, просто разогрел макароны? Пап, ну нельзя же просто макароны, даже если с сыром, дай я какую-нибудь подливку сделаю!» И из ничего, из того, что было в холодильнике – а для меня там не было ничего, – сделал фантастическую подливку. И ты вдруг понимаешь, что этот вчерашний гадкий утенок вырос в человека, который многие вещи умеет делать лучше тебя, потому что ему это дано. Например, вдруг твой сын начинает петь. Берет гитару и поет так, что двадцать человек сидят и слушают его полтора часа. А ты всегда хотел, мечтал об этом, но стоило тебе взять гитару, все уходили в другую комнату. Он поет, и тебе не завидно, тебе радостно, ты счастлив.

А другой сын, который еще вчера носил кожанку с какими-то жуткими металлическими изделиями, изображал из себя то ли панка, то ли рокера, слушал грохот, который мы даже не можем назвать музыкой, вдруг оказывается способен поздно вечером в холод поехать к другу, потому что чувствует, что ему плохо. Он единственный, кто к нему приедет, поддержит, поможет выстоять в очень тяжелых жизненных обстоятельствах.

Переболев болезнью переходного возраста, из кокона вылупляется прекрасный человек. И вот тут-то тебе, родителю, хочется иметь с ним много общего. А ты, как это со многими бывает, отношения с ним разорвал, пока он был этим противным коконом. Вроде бы ты поступал правильно, потому что он хамил, дерзил, вел себя неадекватно, позволял себе непозволительные вещи… А сейчас он стал нормальным – и отношений между вами нет. Сколько родителей кусают себе локти! Взрослый ребенок – это сильнейшее утешение: и ребенок, и одновременно твой друг. А уже всё, мосты сожжены, теперь связь восстановится, может, через двадцать или тридцать лет.

Бывает, что переходный период наступает очень поздно – в 25 лет сын вдруг говорит маме: «Всё!» В основном это бывает в семьях, где ребенок рос без отца и сложились неправильные отношения между сыном и волевой мамой, которая вынуждена была выполнять роль одновременно и бабы и мужика и оттого внутренне окаменела. Ну а куда ей было деваться? Функцию, которую должен исполнять в семье мужчина, она взяла на себя, и это еще сильнее придавило волю ее единственного сына.