— Пара минут, — подтвердила я и дождавшись, когда горничные покинут покои, строгим голосом спросила: — И что это было такое?

Баян процокал к выходу, приложил ухо к двери и гаркнул в замочную скважину:

— А ну не подслушивать! — Снаружи раздался стук, словно кто-то ударился лбом. Пони удовлетворенно хмыкнул и вернулся ко мне. Окинув меня оценивающим взглядом, заявил: — Побеги магической лозы слишком разрослись, вот что. И эти курицы оставили твою шею открытой, являя на всеобщее обозрение татуировку. А я нутром чую, хоть убей, что надо ее прятать.

С Баяном я была абсолютно согласна, потому лишь кивнула фамильяру и пошла на выход.

Меня препроводили в малую овальную столовую, где уже ждал принц Шалий и богато уставленный стол. Я еще отметила про себя, что крайне расточительно ужинать таким количеством блюд: все равно большая часть останется нетронутой.

— Моя милая Сатияра! — поприветствовал меня отец, больше похожий на старшего брата. Принц поднялся, галантно отодвинул для меня стул и жестом велел всем убираться. Слуги тут же покинули столовую, плотно закрыв за собой двери. Баян, разумеется, никуда не делся. Он плюхнулся плюхнулся на толстый зад у дальнего края стола и внимательно уставился на Шалия. Отец выгнул бровь. Баян прищурился. Противостояние взглядов длилось минуты три, а потом Шалий счастливо оскалился и перевел внимание на меня. — Богиня с ним, если тебе спокойнее рядом со своей зверушкой, пусть сидит. Но полог тишины я все же накину.

«Зверушка» изобразила оскорбленную невинность, а потом принюхалась и ткнулась носом в бутыль из темно-зеленого стекла. Тут же все оскорбление как ветром сдуло, сменившись удовлетворением. Шалий заметил происходящее и удивленно хмыкнул. Но промолчал.

А потом принц приподнял левый рукав и коснулся одного из множества золотых браслетов. Яркие красные камни украшения сверкнули на миг, а потом вокруг нас распространилось едва заметное свечение. А я все гадала, как даются эти пологи принцу, ведь вся Мерсия в курсе, что магией отец не вышел.

— Мне тут птичка напела, — взявшись за нож с вилкой и отрезав кусок необыкновенно вкусного мяса, заговорил Шалий, — что моя милая дочь не контролирует свой дар.

Я подавилась салатом, который в этот момент жевала. Интересно, которая из птичек? Арий или Робертина?

— Вовсе нет, — поспешила я отрицать свою вину. Почему-то хотелось показаться самодостаточной и способной контролировать себя.

Однако Шалий окинул меня задумчивым взглядом и прищурился:

— Тогда, моя дорогая, ты совершила тяжкое преступление — вспомни, пожалуйста, графу сорок три пятый параграф.

Мне не нужно было уточнять, о какой талмуде идет речь. Я побледнела, вспоминая, что за наказание полагается за столь тяжкое преступление, как ментальное вмешательство в драгоценную королевскую головушку. И снова я призадумалась: что же за птичка напела? Все же Робертина или Арий? Уважаемый отец не сделал уклон в чью-то сторону.

— Это все от волнения, — поспешила оправдаться я, улыбнулась и пригубила вино. — Мой муж пропал, я не знаю, где он и что с ним, а потому вся на нервах.

Принц покачал головой и осуждающе посмотрел на меня:

— Ну, дорогая, так дело не пойдет. — Выдержав паузу, он отпил вина и откинулся на спинку стула. Сложил руки на груди. — Если хоть одна душа прознает, что наследная принцесса не владеет даром… Незнание не освобождает от ответственности.

После ужина я вылетела из столовой, как ошпаренная; стражники и горничные не сразу сориентировались, а потому до покоев удалось добраться в одиночестве. Плотно закрыв за собой дверь, я привалилась к ней спиной и часто задышала. Щеки горели от стыда, а колени предательски дрожали. Кем я себя возомнила? Решила, что все в жизни стабилизировалось и единственное разочарование сейчас — это долгое отсутствие мужа. Но нет, дражайший отец ясно дал понять, что я еще слишком юна и недальновидна.

— Незнание не освобождает от ответственности, — сказал он, а потом больно схватил меня за запястье и добавил шепотом — А еще один пункт гласит: в случае, если супруг пропал без вести либо сбежал, ответственность за женщину возлагается на ее отца, либо старшего мужчину рода.

Когда я попыталась высвободить руку, Шалий так сильно сжал ее, что у меня брызнули слезы из глаз — не столько от боли, сколько от унижения и обиды.

— Ты думаешь, я не знаю, что твой ошейник липовый? — вкрадчиво поинтересовался отец и, наклонившись к моему лицу, слизнул одинокую слезинку, против моей воли скатившуюся из левого глаза. — Наслаждайся свободой, райская птичка амадина! До тех пор, пока ты не доставляешь семье серьезных проблем, вкушай все радости жизни. Пока у тебя эту возможность не отняли.

Затем Шалий отпустил меня, откинулся на спинку стула с довольнейшим выражением лица и весело рассмеялся. Сперва я вздрогнула, испугавшись, потом от смеха принца по коже мерзкой пленкой проступил холодный пот… Больной ублюдок! Кажется, я начинала понимать, что вся внешняя добродетель отца — лишь хорошо нарисованная маска.

И все равно я нашла в себе силы, чтобы гордо расправить плечи, встать из-за стола и абсолютно спокойно ответить:

— Я плохо себя чувствую, пожалуй, пойду к себе. Благодарю за прекрасную компанию!

Медленно и спокойно вышла из-за стола, дошла до двери, потянула ручку на себя. И услышала вслед:

— Держи дар при себе, Сатияра, иначе Школа Энкант с радостью раскроет свои двери перед тобой. И твой разум передо мной.

Слова Шалия резанули больнее кинжала и стали последней каплей; вся моя гордость и смелость вмиг словно куда-то улетучились. Я, как самая трусливая из трусих, сорвалась и понеслась к себе.

И вот я стояла в единственном помещении королевского дворца, которое ранее наивно считала своим, безопасным, где могла укрыться от всех невзгод. Но правда оказалась суровой: мне не место во дворце. И никогда не будет. Не из-за воспитания или происхождения. Просто интриги — это не для меня.

— Что за вой? Дай, угадаю, — раздался из спальни голос Баяна, а совсем скоро показалась и его белоснежная голова. — Папочка оказался не таким уж и лапочкой?

— Угу, — только и смогла вымолвить я. Пони вздохнул и, что-то пробурчав себе под нос, направился ко мне.

— Выкладывай.

И говорил Баян таким тоном, будто он — моя строгая матушка, а я — вредная непоседливая девица, вечно попадающая в различные непотребные ситуации. Впрочем, было близко к правде.

— Понимаешь, Шалий откуда-то узнал, что я влезла в голову Робертине. Ну… Или Арию… Я не уверена, кто из них нажаловался.

Наверное, если бы у пони было лицо, то однозначно после моих слов оно бы вытянулось.

— Арию?! Ты с ума сошла?! Влезать в голову к королю?! — спросил Баян. А потом, казалось, опомнился. — Минуточку… так, значит, твои «видения» — это не спланированные вылазки на вражескую территорию, а проказы непослушной магии?