— Только вернулась она не для того, чтобы убить Пирс. Фаллон была умная девушка, бесспорно, умнее всех на своем курсе. Если она возвращалась, чтобы отравить питательную смесь, она бы прекрасно представляла себе, что сильно рискует: даже если б ее не хватились в палате, ее могли заметить в Найтингейле; и уж она постаралась бы иметь наготове какое-нибудь оправдание. Не трудно было бы что-нибудь придумать. Однако, насколько я понимаю, она просто отказалась объяснить свой поступок инспектору Бейли.

— Может, она была достаточно умной, чтобы сообразить, что ее необычная скрытность именно таким образом будет понята другой умной женщиной?

— Этакий двойной обман? Не думаю. Слишком рискованная ставка на сообразительность полиции.

Она спокойно признала, что не имеет алиби на весь отрезок времени с семи часов, когда двойняшки взяли бутылку молока из кухни, и до без десяти девять, когда она присоединилась к главной сестре и мистеру Кортни-Бриггзу в гостиной мисс Тейлор, ожидавшим приезда мисс Бил, а лишь на тот промежуток с восьми до восьми двадцати пяти, когда она завтракала за одним столом с сестрой Брамфетт и сестрой Гиринг. Первой ушла из-за стола сестра Брамфетт, а она последовала за ней примерно в восемь двадцать пять. Сначала она прошла в свой кабинет рядом с демонстрационной, но, обнаружив, что он занят мистером Кортни-Бриггзом, тут же направилась в свою комнату на четвертом этаже.

Когда Далглиш спросил, не было ли чего-то необычного в поведении сестры Гиринг и сестры Брамфетт за завтраком, она сухо ответила, что они не проявили никаких признаков начинающейся мании убийства, если его интересует именно это. Гиринг читала «Дейли Миррор», а Брамфетт — «Нёрсинг Таймз», если это имеет для него какое-нибудь значение, а разговаривать они почти не разговаривали. Она сожалела, что не может представить свидетелей, которые подтвердили бы ее собственные передвижения до и после еды, но это, очевидно, вполне объяснимо: вот уже много лет она предпочитает мыться и ходить в уборную без свидетелей. Кроме того, она дорожит свободным временем перед началом рабочего дня и предпочитает проводить его в одиночестве.

— Вы не удивились, — спросил Далглиш, — обнаружив мистера Кортни-Бриггза в своем кабинете, когда зашли туда после завтрака?

— Не очень. Я приняла как само собой разумеющееся, что он ночевал в общежитии для врачей и пришел в Дом Найтингейла пораньше, чтобы встретить инспектора ГСМ. Вероятно, ему нужно было где-то написать письмо. Мистер Кортни-Бриггз считает, что имеет право использовать любое помещение в больнице Карпендара как свой личный кабинет когда ему вздумается.

Далглиш спросил, где она была накануне вечером. Она повторила, что ходила в кино одна, но на этот раз добавила, что на обратном пути встретила Джулию Пардоу и они дошли до больницы вместе. Они прошли через Винчестерские ворота, от которых у нее есть ключ, и добрались до Дома Найтингейла в самом начале двенадцатого. Она сразу же прошла в свою комнату и никого не видела. А Пардоу, наверное, тут же пошла спать или присоединилась к остальным ученицам в студенческой гостиной.

— Значит, вам нечего сказать мне, сестра? Ничего, что могло бы помочь?

— Ничего.

— И даже не хотите объяснить, почему — кстати, совершенно без надобности — вы солгали мне, что ходили в кино одна?

— Мне нечего сказать. И я не думаю, что мои личные дела вас как-то касаются.

— Мисс Ролф, — спокойно сказал Далглиш, — две из ваших учениц мертвы. Я приехал сюда для того, чтобы выяснить, как и почему они умерли. Если вы не хотите помочь, так и скажите. Вы можете не отвечать на мои вопросы. Только не пытайтесь указывать мне, какие вопросы я должен задавать. Я отвечаю за это расследование, и я провожу его так, как считаю нужным.

— Понятно. Вы придумываете правила по ходу игры. А все, что мы можем сделать, — это сказать, когда нам не хочется играть. Вы ведете опасную игру, мистер Далглиш.

— Расскажите мне об этих ученицах. Вы директор медучилища; через ваши руки прошло множество девушек. Думаю, вы должны хорошо разбираться в характерах. Давайте начнем с Гудейл.

Если она и почувствовала удивление или облегчение от его предложения, то не показала виду.

— С уверенностью можно сказать, что Маделин Гудейл получит золотую медаль как лучшая медсестра на своем курсе. Она не так умна, как Фаллон — как была Фаллон, — но она усердно работает и чрезвычайно добросовестна. Она здешняя. Ее отец хорошо известен в городе, он весьма преуспевающий агент по продаже недвижимости, унаследовавший давно основанную семейную фирму. Он является членом городского совета и несколько лет входил в административный комитет больницы. Маделин училась в местной классической школе, а потом пришла к нам. Мне кажется, ей и в голову не приходило поступить в другое медучилище. У них вся семья большие патриоты своего края. Она помолвлена с молодым священником из прихода Святой Троицы, и, как я понимаю, они планируют пожениться сразу, как только она закончит обучение. Еще один хороший специалист потерян для нашей профессии, но, думаю, она знает, что для нее важнее.

— А двойняшки Берт?

— Хорошие, рассудительные и добрые девочки и более впечатлительные и восприимчивые, чем кому-то может показаться. У их родителей ферма под Глостером. Не знаю точно, почему они выбрали нашу больницу. Кажется, их кузина училась здесь и осталась вполне довольна. Они как раз из тех, кто может выбрать училище по такой семейной рекомендации. Они не отличаются особой сообразительностью, но и не тупицы. Слава Богу, нам не приходится принимать тупиц. И у той и у другой есть постоянный дружок, а Морин помолвлена. Не думаю, что они собираются всю жизнь работать медсестрами.

— Если такой автоматический отказ от работы по причине замужества станет правилом, — сказал Далглиш, — вашу профессию ждут тяжелые времена: вы теряете лучших.

— Тяжелое время у нас сейчас, — сухо ответила она. — Кто еще вас интересует?

— Дэйкерс.

— Бедняжка! Она тоже здешняя, но совсем из другого круга, чем Гудейл. Отец был мелким государственным служащим и умер от рака, когда ей было двенадцать лет. С тех пор мать едва перебивается на маленькую пенсию. Девочка училась в той же школе, что и Гудейл, но, насколько мне известно, они никогда не дружили. Дэйкерс — трудолюбивая, добросовестная ученица с большим честолюбием. Она достигнет удовлетворительных результатов, но не более, чем удовлетворительных. Она быстро устает, не очень сильная. Ее считают робкой и сильно «зажатой» — не знаю, что значит этот эвфемизм. Однако Дэйкерс довольно упорна. Не забывайте: она уже на третьем курсе. Ни одна девушка не дотянет до третьего курса, если она слаба физически или умственно.

— А Джулия Пардоу?

Сестра Ролф уже вполне владела собой и тем же спокойным голосом продолжала:

— Единственный ребенок разведенных родителей. Мать — одна из тех хорошеньких и себялюбивых женщин, которые не могут подолгу жить с одним и тем же мужем. У нее уже третий, кажется. Я не уверена, что девочка знает, который из них ее отец. Она не часто бывает дома. Мать отправила ее в приготовительную школу, когда ей было пять лет. Учеба шла с переменным успехом, и она попала к нам сразу после шестого класса независимой школы-интерната, где девочек обычно ничему не учат, но они умудряются многому научиться. Сначала она подала заявление в медучилище при одной из лондонских клиник. Она не совсем соответствовала их требованиям то ли по социальному положению, то ли по успеваемости, и главная сестра направила ее к нам. Училища вроде нашего имеют такую договоренность с базовыми больницами. У них ведь по дюжине заявлений на место. Причина тому — снобизм и надежда подловить жениха. Ну а мы с удовольствием принимаем часть отвергнутых ими девочек: думаю, из них часто получаются более знающие сестры, чем из тех, кого оставляют там. С Пардоу мы не ошиблись. Гибкий, но нетренированный ум. Ласковая и заботливая медсестра.