А сердце екнуло…

— Спасибо, что пришла.

Неловко повела плечами, изучая его и пытаясь понять, с чего вдруг такие разительные перемены.

«Но ведь сама же хотела. Не так? Хотела, чтобы все так и было?» — противно шепнул внутренний голос.

Хотела.

— Ты же попросил, — ответила ему, задрав подбородок.

Не ворвался в комнату/дом незваным гостем, а прислал записку и попросил.

Но тогда почему злилась? Откуда это неожиданное разочарование?

Ждала, что откажется, будет бороться? Станет другим? А он снова выводил меня из равновесия своими неожиданными поступками.

— Ты была права.

Я молчала, ожидая продолжения.

— Мое поведение было недостойно, и я прошу прощения, — продолжил мужчина все тем же занудным и невыносимым голосом. — Надеюсь, ты сможешь простить меня? У нас впереди много работы и было бы глупо ставить под удар интересы двух государств из-за моей… ошибки.

— Ошибки? — переспросила я.

Значит, тот поцелуй для него ошибка.

Тишина и ветерок, треплющий волосы, которые вновь выбрались из хвоста падая на лицо, щекоча кожу. Солнце за его спиной слепило глаза, но я мужественно смотрела прямо.

Неожиданная тишина, во время которой я так хорошо слышала стук собственного пульса в ушах.

Великие, да что такое?!

— Ты же сама хотела этого, — неожиданно мягко произнес Валкот.

А вместе с голосом изменился и сам мужчина. Исчезла напряженность и холодность, а взгляд стал неожиданно пристальным, пробирающим до самых костей.

— Ты же сама просила, чтобы я оставил тебя в покое, — вновь повторил он.

Ох, как я не любила, когда меня ловили на слове.

Пришлось отвечать.

— Да, я помню.

— Я всего лишь выполнил твое желание.

— Раньше ты не был таким послушным.

— И мы оба отлично помним, чем это закончилось, — резонно возразил он и я была вынуждена кивнуть.

— Да, ты прав. Просто удивительно. Не ожидала.

— Было бы глупо говорить, что все исчезло. Но свои… желания я оставлю при себе и больше сам никогда не напомню о них. Никогда больше не побеспокою и не начну эту тему, — картинная пауза и продолжение. — Пока ты сама этого не захочешь.

Я удивленно приподняла бровь и не смогла сдержаться от скептического хмыканья.

— Даже так.

— Именно так. Теперь все зависит лишь от тебя.

Вроде именно этого я хотела, добивалась и ждала, но сдаваться и радоваться было рано.

— И в чем подвох?

— Подвох?

— С чего такие резкие перемены, Валкот? Ты сослал Дитера…

— Уже вернул, — перебил меня мужчина, вновь заставив потерять нить разговора.

— Что?

Ну нельзя же так. Нельзя выводить меня из себя столь противоречивыми поступками и резкими переменами. Я просто не успеваю перестроиться и выбрать правильную тактику поведения.

— Вернул назад и даже извинился. Твой… — небольшая запинка и продолжение: — Друг завтра утром вернется на службу. Ты же именно этого хотела.

Что-то за последнее время он слишком часто говорит эту фразу. Ведь не просто так все это.

— Хотела, а ты сослал, выбрав для этого самый глупый повод. Почему?

Вопрос сорвался с губ сам. Я не собиралась его задавать. Хотела, но не собиралась, зная, что ответ будет болезненным для обоих.

— Только не говори, что ты не знаешь ответ, — криво улыбнулся, лишь приподняв уголки губ.

Пульс застучал в ушах, оглушая, заставив пошатнуться.

— Ты прав, это уже не важно. Вернул и хорошо. Я рада, что ты все понял.

Но мужчина даже не думал отступать, желая высказать и возможно увидеть мою реакцию.

— Ревность, Одетт, — произнес он, сделав ко мне всего один шаг и тут же резко остановившись, словно налетел на невидимую стену. — Или тебе так сложно поверить в то, что я могу ревновать? Могу чувствовать? Так тяжело и сложно? Легче считать меня самодуром и тираном, не так ли?

— Чувствовать? — взвилась я. — А не ты ли мне прочитал лекцию о том, что на чувства в нашем браке не стоит рассчитывать?

Дернулся, опасно блеснув глазами, но кивнул:

— Это было ошибкой. Мне казалось, что если я сразу предупрежу тебя, будет лучше. Чтобы ты не строила планов, которые потом рассыпались в прах. Чтобы не разочаровывалась.

Как же красиво это звучало и, возможно, правильно. Но не для меня.

— Легче? — процедила я, до хруста сжав кулаки. — Лучше? Мне было двенадцать. Двенадцать, Валкот! И я была влюблена. В тебя! А ты… ты сказал, что никогда не сможешь меня полюбить, но будешь хорошо обращаться! Что я тебе нравлюсь и только. Сказать кто ты после этого?

Опять больно. Даже спустя столько лет больно.

— Да. Я знаю. Дурак. Поверь мне, я не раз пожалел о том разговоре. Забыл, что ты была воспитана иначе. Посчитал тебя такой же, как все… если бы это было возможно, я бы все поменял.

— Ты и Сильвии это говорил?

И зачем я только вспомнила бывшую подругу?

Горькая усмешка и кивок.

— Я всегда был честен.

— До тошнотворности. Честен, равнодушен и непроницаем. Идеальная статуя.

Наверное, я перегнула палку и не стоило так резко. Но на Валкота это не произвело должного впечатления. Он даже не поморщился, а согласился с нелестной характеристикой.

— Какое меткое сравнение. Наверное, ты права. Я просто глыба льда. Сильвия восприняла мою речь так, как истинная леди. И поняла, не требуя большего.

О да, верная, кроткая и послушная Сильвия. Она могла довольствоваться малым, могла радоваться огрызками чувств.

Но я-то не такая.

— А я не леди, — отрезала глухо. — И отказываюсь понимать это и принимать.

— Ты огонь… безумное пламя. Свободное и непокорное, — неожиданно ответил тот. — И ты права, Сангориа — это не то место, в котором ты будешь счастлива. Тебя задушат правила и нормы.

Признал. Но отчего так горько?

— Нам давно стоило поговорить и все выяснить. Оставить эти недомолвки в прошлом, — продолжил Валкот. — Так работать будет легче.

Легче мне не было. Возможно потом станет. Нет, не так. Потом (завтра, послезавтра, через месяц) действительно будет лучше, прошлое возможно отступит, боль уйдет, уступив место тихой грусти. Но не сейчас.

Сейчас рана, которая уже давно зарубцевалась, вновь закровоточила.

— Возможно, ты прав. Действительно надо было поговорить. Вот так. Открыто, честно и прямо… Мне пора к Петрее, работы много.