К завтраку подали и невкусный, но полезный травяной чай, к которому она вынуждена была себя приучить, чтобы хоть как-то справляться с приступами тошноты. К чаю она притрагиваться сегодня не собиралась – симптомы очередного приступа благополучно прошли.

Александра ела под шум прибоя, вспоминая события прошлой ночи и стараясь переключаться на сцены, произошедшие ближе к утру. Тело ее еще хранило печать мужских прикосновений и было легковозбудимо. А память о блаженстве вызывала нежелательные тянущие ощущения внизу живота.

В ванной она спокойно и по-деловому обдумала ситуацию, в которой оказалась по собственному недомыслию. Что эта ситуация меняла? Александра ведь знала, что Димитрий не любит ее, когда давала согласие на брак. Но она ничего не знала об обещании. Имеет ли это значение?

Конечно, имеет. Быть замужем за мужчиной, который вступил с тобой в брак по причинам, весьма далеким от любви, унизительно. А гордости у нее не меньше, чем у супруга.

Собственно, у нее с Димитрием получался тот тип брака, которым окружение ее супруга и общество ее матери могло только гордиться. Это называлось браком по расчету. В конце концов, она не была больше Ксандрой Фочен, несуществующей личностью, с которой он предпочитал преимущественно спать, а на законных основаниях получила имя Александры Петронидис. Она превратилась в уважаемую особу, имеющую определенный вес в обществе, где по достоинству оценивалось прошлое ее аристократической семьи, чем в кои-то веки можно было гордиться.

Резкая, колющая боль неожиданно пронзила сердце. Александра думала о будущем, о череде пустых, безотрадных лет, которые ей суждено провести в незавидной роли покладистой греческой жены, бесплатного приложения к жизни величественного мужа, ни разу не исполнив главной партии.

Она никогда не оставит Димитрия, потому что сильно его любит. Но домашней рабыней она тоже не станет. Димитрий говорил, что постарается дать ей все, что сделает ее счастливой. Будет ли он возражать, если она объявит о своем решении вернуться в модельный бизнес после рождения ребенка?

Об этом она и спросила его на следующее утро.

Ответа не последовало.

Димитрий молча смотрел на нее, лежа на самом краю кровати. В его синих глазах, как обычно, невозможно было ничего прочитать. От него волнами исходили негативные импульсы, и Александру бросило в дрожь.

– У тебя есть серьезные возражения против моего возвращения на подиум после рождения ребенка?

Пальцы его сжались в кулаки, а крепко стиснутые зубы, казалось, заскрипели.

– Еще в Нью-Йорке ты уверяла меня, что не собираешься возвращаться к прежней профессии.

Она пожала плечами.

– Тогда я думала, что иного пути у меня нет. Жизнь матери-одиночки представлялась мне довольно трудной и без профессиональных проблем, тем более таких, какие возникают в сфере моей деятельности.

– Ты хочешь оставить малыша без материнского присмотра и заботы и взять няню, которая будет воспитывать его вместо нас? – Неприязнь пропитывала каждое из сказанных им слов.

Нет, черт побери. Конечно, она хотела не этого. Одной из немногих возможностей, которую она хотела получить после свадьбы и о которой давно мечтала, была перспектива оставить работу, чтобы полностью посвятить себя ребенку. Ей не хотелось отказываться от кормления грудью. Ей не хотелось пропустить тот момент, когда ее сын произнесет свое первое слово и сделает первый в жизни шаг.

– Мне не обязательно гоняться за каждым выгодным контрактом. Я откажусь от публичных демонстраций одежды и коммерческой рекламы, оставлю за собой только право сниматься для журналов мод.

– Спокойно можешь отказаться от всего. – Он внимательно смотрел на нее. – Ты моя жена. У тебя нет никакой необходимости работать.

Александра нервно сжимала пальцами накрахмаленную и идеально отутюженную простыню, прикрывающую ее обнаженное тело.

– Хочешь сказать, что возражаешь против моей работы?

Он выглядел таким усталым, как в день их встречи на квартире Мэделейн.

– Разве ты послушаешь меня, если я начну категорически возражать?

– Я не собираюсь полностью отказываться от своей жизни, подчиняя ее другим.

– А тебе это удавалось? – Он натянул на себя одеяло и выключил свет, прежде чем демонстративно повернуться к ней спиной.

Очевидно, он считал, что разговор окончен, а тема исчерпана.

Она нервно заерзала на кровати. Спать в его крепких и надежных объятиях уже вошло в ее привычку. Сейчас же необъятная площадь огромной постели отделяла их тела друг от друга. Слезы подступали к глазам.

Она не рвалась вернуться в модельный бизнес. Она работала манекенщицей, чтобы содержать свою семью. Теперь же просто бросила ему вызов, потому что он не любил ее.

Но приглашение к дуэли принято не было. Внезапно тепло окутало все ее тело, и жаркие руки Димитрия нежно сомкнули вокруг нее свои объятия.

– Не плачь, дорогая моя. Я полный идиот. Хочешь продолжать работать – на здоровье. Я не буду мешать тебе.

Она улыбнулась сквозь слезы.

– Иногда я слишком заносчив и самолюбив. Я проклинал и ненавидел те часы, которые твоя работа отнимала у нас. Но мне не стоит быть таким эгоистичным. Если для полного счастья тебе не хватает профессии, то я не буду стоять на твоем пути.

Неужели он так переживал их частые разлуки?

– Тебя никогда не смутила бы перспектива жениться на манекенщице?

– Что в этом позорного? Мне никогда не было стыдно за столь блестящую любовницу.

– Это совсем другое дело. Этим утверждением ты только подтверждаешь мои опасения.

– Я слишком много говорю, о чем впоследствии приходится жалеть, – с досадой в голосе произнес Димитрий.

– Маме бы это не понравилось.

– С твоей мамой мы всегда сможем договориться. Я стал для нее самим Господом Богом, когда вернул столь дорогое ее сердцу поместье.

Остатки горьких слез на глазах Александры превратились в слезы отчаянной радости и ликования.

– Ты правда поможешь мне вновь стать Ксандрой Фочен?

– Нет. Ни в коем случае, – губы его плотно сжались. – Ты по-прежнему можешь быть манекенщицей, но работать будешь под своим теперешним именем. Разве ты сможешь вычеркнуть меня из своей жизни?

Это самоуверенное заявление должно было вывести ее из себя, но возымело совершенно противоположное воздействие. Ее сердце пело от радости. Он был готов всячески поддерживать ее решение вернуться к работе. И не только. Он не хотел, чтобы ее профессиональные пристрастия отделяли их друг от друга.

Он не любил ее, но относился к ней с достаточным уважением.

– Не хочу я быть манекенщицей, – призналась она.