Меж тем волнение моего ума перемежалось с гневом. Конфабулист — это тот, кто, не в силах сопротивляться своей патологии, постоянно выдумывает и рассказывает всевозможные истории, понапрасну отнимая у других уйму времени. Я негодовал. Миссис Мс. меня просто использовала, и я начал понимать врачей, которые оказались обманутыми после проведения сложной работы с пациентами «Манчаузена». Как смеет она, находясь в этом кабинете, морочить мне голову воображаемым свиданием!

Я: Позвольте вас прервать, миссис Мс. Все это вами придумано, не так ли? Вы мне лжете.

Мс.: О! Ну как вы такое можете говорить? Да, у меня есть склонность немного преувеличивать. Хотя часть из того, что я рассказываю, чистая правда…

Самое интересное в конфабулизме — это возможность извлечь из небылиц пациента зерна истины. Была причина, чтобы миссис Мс. решилась придумать такую историю. Вполне вероятно, что М. — ее отец, и она, например, подсознательно хотела его кастрировать. Как показал Фрейд, это вполне нормально для мальчика — на самом деле каждый мальчик желает кастрировать своего отца, что, в общем, естественно. Но к чему это женщине? Ключ к разгадке, думаю, лежал в имени, которое миссис Мс. изобрела для себя. Она пыталась подчеркнуть свое положение в обществе — женщина, не нуждающаяся в мужчинах, — поэтому назвала себя Мс. — Госпожой, а затем усилила эффект, добавив миссис. Все бы ничего, да только ее желание кастрировать кого-то явно не было психически нормальным. Оно переросло в глубоко патологическое убеждение кастрации: она хотела отрезать все — руки, ноги. Более того, урезала даже имя. Это выводило ее случай в разряд особенных.

Но почему она стремилась подчеркнуть свою антипатию к мужчинам? Причина очевидна: какой-то мужчина с ней очень плохо обошелся, и свою враждебность к нему она перенесла на всех мужчин. Я был уверен: если историю миссис Мс. копнуть глубже, то можно будет найти там юношу либо мужчину, который отверг ее или бросил. Вполне вероятно, что это не отец. Подозреваю, она любила своего отца, ибо ее рассказ о том, что ей не нравилось ходить с ним на пикники, был ложью. Значит, замешан другой мужчина. И я сказал ей:

— Когда-то в вашей жизни был юноша. Вы любили его. Сильно. Но он вас не любил. Он позволял вам верить, будто любит вас, но не любил. Вы хотели, чтобы он стал вашим навсегда — все женщины мечтают обладать мужчинами вечно, — но этот мальчик просто поиграл с вами и бросил. Ушел к другой девушке. К ней вы не испытывали ненависти — вы возненавидели его. Теперь вы ненавидите всех мужчин. Вот в чем дело. Ну, разве не так?

Она уставилась на меня, словно была удивлена.

— Нет, — ответила она. — Все совсем не так.

Но я видел, что она лжет.

Если на то, чтобы разобраться с патологией миссис Мс., понадобилось немного времени, то третий, заключительный, случай, который я хотел бы описать во всех подробностях — дело Большого Ханса, — оказался гораздо сложнее. Имя «Большой Ханс» я взял исключительно для того, чтобы не было аналогий со знаменитым пациентом Фрейда Маленьким Хансом. Большой Ханс, как он сам определил, страдал раздвоением личности, что обычно сопряжено с упрямством, и помочь справиться с этим почти никогда не удается. Личность нельзя изменить — как в той крылатой фразе: вот такая судьба, с этим следует просто смириться.

Ханс был сыном австрийского иммигранта, который понастроил пекарни по всему Сиднею и Мельбурну, и его дело процветало. Единственный ребенок — по крайней мере, он так думал, — Ханс должен был иметь максимум внимания, как предполагается в таких случаях. Поэтому его родители очень ценили медсестру по имени Ирмгард, от которой пахло крахмалом и плюшками и которая олицетворяла собой все традиции австрийского детского сада. Ирмгард приехала в Австралию из Австрии двадцатилетней девушкой. Она безумно полюбила Ханса, или своего, как она его звала, Крошку Гансика (Kleiner Hanslein).

Я: Вы говорите, Ирмгард всегда смотрела за вами? Она была внимательна ко всем вашим потребностям?

Ханс: Да. Она будила меня по утрам и купала. Не признавая современную сантехнику, она наполняла водой огромную жестяную бадью и ставила ее посреди комнаты. Потом снимала с меня пижаму и намыливала особенным, душистым мылом, которое привезла из дома.

Я: И как долго это продолжалось?

Ханс: Пока мне не исполнилось восемнадцать.

Я: Понимаю. Пожалуйста, расскажите подробнее об Ирмгард.

Ханс: Она была очень красивой, и фотографии доказывают, что это не только мое розовое воспоминание о ней. У нее были льняные волосы и прекрасная кожа лица. Моя мать имела обыкновение говорить, что Ирмгард — верх совершенства, prachtvoll aus, и что невозможно найти австралийскую девушку с такой кожей. Она советовала Ирмгард беречься от солнца, вот почему та, как я думаю, проводила большую часть времени в закрытом помещении.

После ванны она одевала меня. Какое-то время мы стояли перед моим платяным шкафом, выбирая, что же лучше надеть в тот день. Ирмгард отвечала за мою одежду и каждую неделю покупала мне что-нибудь новое. Ее сестра, работавшая швеей в Вене, регулярно высылала одежду, которую Ирмгард придумывала специально для меня. Ей доставляло удовольствие облачать Крошку Гансика в костюмчики, наподобие тех, что носил в детстве кайзер Франц. На них было полно кнопок и манжет, и нам нравилось их застегивать.

Она сочиняла для меня песенки, одну из которых мы назвали «Песенка Одежды». Часть песенки была на немецком языке — довольно странном, — другая часть — на английском. Ирмгард любила играть с английскими словами, казавшимися ей на слух забавными. У нее был прекрасный голос, и она учила меня петь. Слова я запомнил прежде, чем узнал их значение, запомнил навсегда. Вот эта песенка:

Наш Крошка Ханс в штанах и блузке!

Красив, прям, как король французский!

Штанишки — классные,

Белье — атласное,

Все это сейчас

Наденет наш Ханс!

Я: О чем были другие песенки? Они все были похожими?

Ханс: Да, более или менее. Некоторые чуть лучше, некоторые чуть хуже. «Песенка Одежды» была довольно симпатичной, но мне больше других нравилась «Песенка Купели». Хотите послушать слова?

Я: Да, конечно. Думаю, эти песенки были очень важными. А «песенку Купели» вы исполняли во время купания?

Ханс: Да. Во время вечернего купания. Ее пела Ирмгард.

Крошки Ханса маленький скрюггель

Может устроить большой шмикель-шмюкель;

А непослушный Билл своим Вилли

Может заставить сомлеть крошку Хилли!

Я: Весьма интригующая песенка. А как обстояли дела с друзьями? Вы общались с мальчиками вашего возраста?

Ханс: Да, со многими. Кое над кем я иногда подшучивал, особенно когда на мне был костюм кайзера Франца. Отправляясь со мной на прогулку, Ирмгард обычно брала маленький бутафорский пистолет. Если мальчики начинали задирать меня или смеялись, она вытаскивала из сумочки пистолет и наставляла его на моих обидчиков. Это их ужасно пугало. Позже она стала брать с собой стартовый пистолет и по-настоящему стреляла из него.