надежды, доносившиеся с Востока, были попросту не замечены. Близкие к тогдашнему правительству или все еще опьяненные доктринерским радикализмом приверженцев восторжествовавшего марксизма в возникновении такого, пусть и столь малого, но боеспособного и рвущегося в бой войска даже усматривали опасность для новой эры[120], от которой теперь ожидали не только личных преимуществ, но и уж совершенно наивно – восстановления без борьбы, труда и жертв.

Поэтому сводки о свершениях немцев в Прибалтике были либо подчеркнуто осторожны, либо – в леворадикальной прессе – и вовсе враждебны. В точном соответствии с годами пророчествуемой марксистами схемой друзей и собратьев видели не в немцах, вне зависимости от того, были ли они прибалтийскими баронами или же простыми добровольцами, а в щеголявших теми же партийными оттенками латышских социалистах или в русских большевиках. Некоторые издания и журналисты полагали своей задачей, прежде всего, взять под защиту от германских командиров своих иностранных единомышленников. Тому, что при таких обстоятельствах и латыши не замедлят лишить своих немецких защитников благодарности, при едва скрываемой противоположности воззрений и устремлений обеих сторон, удивляться не приходится. Ведь всякий успех германских частей означал новое усиление прибалтийских немцев и укрепление намерения немецких солдат расселиться в этих землях.

Совершенно необъяснимую ныне для нас роль сыграла и мысль о том, что не следует раздражать успехами германского оружия мнимых[121] победителей в Мировой войне.

В любом случае, германский народ не испытывал истинной радости от успехов своих сыновей, а общественное мнение на Родине не стало им необходимой опорой в тылу. Благодарности Отечества, которой бойцы этого последнего фронта заслуживали не менее, чем в Мировую войну, им так и не досталось.

Солдатские советы

Кроме того, беспрепятственно продолжались и происки большинства солдатских советов, боязливая их сдержанность и пассивное сопротивление многих инстанций прибалтийским частям.

Либавский солдатский совет, о деятельности которого еще предстоит поговорить, делал все, чтобы укрепить такие настроения на Родине. Штаб корпуса в своем отчете от 28 марта писал об этом следующее: «В отличие от полной заслуг деятельности солдатского совета во времена господина Реддеманна, заключавшейся в сплочении соединений для нового сопротивления, теперь солдатский совет стал рупором элементов, которые не придают никакого значения храбрым боям, строгой дисциплине – в том числе и по отношению к несчастным местным жителям, – а также выдержке в испытаниях. После столь нежелательной здесь волны спартакистских подстрекателей и людей, которые собирались «навести тут порядок» (то есть грабить и воровать сколько угодно), солдатский совет стал рассматриваться как инстанция для жалоб. Например, в него обращались нижние чины из штаба корпуса, до этого уличенные и наказанные за воровство и подделку документов».

Воздействие успехов немцев на русскую и латышскую стороны

Воздействие германских побед на настроения и боевой дух русских сложно переоценить. Ведь оно вполне дало себя знать в виде отступления русских перед эстонцами в центральной Лифляндии и в районе Пскова. Однако сведения о предполагаемой якобы скорой сдаче Риги быстро оказались несоответствующими действительности. Правительство Советской России и его латышские ставленники явно не собирались отказываться от своей затеи в прибалтийских провинциях. Они перебросили на фронт в Курляндии немалые подкрепления из глубины страны и в ходе апреля продолжали локальные атаки на рубеже Аа, но, правда, безуспешно. Настроение в войсках зависело в куда большей степени от экономического положения, нежели от военных неудач, ведь пришлось существенно урезать довольствие. А потому было вполне понятно, что стремление разойтись по домам нарастало.

Для позиции латышей, как и прежде, определяющей оставалась их глубоко укоренившаяся ненависть к немцам. Она была направлена в первую очередь против балтийских немцев, однако, естественно, перекинулась и на их соплеменников и защитников из Германии. Различия в настроениях зависели от социального расслоения: неимущая масса городского и сельского пролетариата была настроена откровенно большевистски и видела в немцах в первую очередь противников социальной революции, в то время как имущие классы все же признавали общность интересов непролетарских слоев и потому занимали по отношению к немцам более умеренную позицию. Между ними был и тонкий слой латышской интеллигенции, которая в обстановке всеобщей сумятицы и крушения смогла овладеть правительственной властью и теперь пыталась с помощью лукавой политики как можно скорее воплотить свои идеал независимой от всех сторон Латвии. При этом небольшая часть министров, во главе с военным министром Залитом, склонялась более к тому, чтобы опереться на большевиков, в то время как большинство во главе с министром-президентом Ульманисом пытались добиться своей цели с помощью Антанты, в частности, Англии. Придется оставить открытым вопрос, могла ли германская сторона добиться более дружественной по отношению к себе позиции латышского правительства, если бы в конце марта или же позднее всерьез угрожала выводом германских войск, и, если бы не добившись этим успеха, действительно вывела бы их. Так как Антанта очевидно не стремилась действовать в Прибалтике иначе, нежели переговорами, а большевистская угроза Латвии и с выходом на рубеж Аа была ни в коем случае не устранена, Ульманис и его приверженцы вольно или невольно вынуждены были бы переориентироваться, ведь в одиночку удержаться они бы не смогли. Но и англичане, заинтересованные в Прибалтике в первую очередь экономически, должны были бы еще раз переосмыслить всю эту затею, ведь существования большевистской Латвии они уж точно желать не могли.

Против подобной попытки говорил, конечно, учет позиции балтийских немцев и желания солдат поселиться на этой земле, а последнее весьма оживленно обсуждали как раз во время перемирия, причем казалось, что правовые основы для этих планов созданы заключением договора с Ульманисом от 29 декабря 1918 г. и обещаниями земли со стороны балтийского рыцарства.

Антанта

Сама же Антанта весной 1919 г. к событиям в Прибалтике относилась пока что без особой заинтересованности. Французы лишь иногда посылали в Курляндию офицеров для связи. Англия была представлена в Либаве комиссией под руководством майора Генштаба Кинана, который до войны был в Пернове торговцем лесом и льном. Для него и для тех, кто ставил ему задачу, не считая пока что отнюдь не прошедшего ощущения войны, решающее значение имели экономические соображения: хозяйственные ресурсы, имевшиеся в самой Прибалтике, а также ценность последней как моста для возобновившейся в будущем в один прекрасный день торговли с Россией. В этом прогермански настроенное государство латышей было бы помехой, а вот опирающееся на Англию, напротив, явилось бы преимуществом. Из этого, при всей внешней корректности поведения, и вытекало несомненно антигерманское и пролатышское поведение делегации, которое с самого начала с безусловным умением и