Мы полагаемся на оптимизм и внушаем его другим. Это видно по нашей политике, по наклейкам на бампере, которые начали появляться в 2009 году: «Задень либерала! Трудись и будь счастлив!» Из этого следует, что консерваторы не согласны не только с политикой либералов, но и с их упадническими настроениями. Либералы вечно всем недовольны и озабочены. Войнами на Ближнем Востоке, равенством доходов, состоянием экономики. «Не заморачивайтесь, либералы! – призывает их наклейка на бампере. – Будьте счастливы!»

Разве не это мы наблюдаем повсюду? Хотя ощутимый рост нарциссизма и вызывает некоторое беспокойство, нельзя не считаться с тем, что Нарциссы склонны к самолюбованию – и считают, что вполне способны к 30 годам зарабатывать по 70 000 в год. Но ведь так считают и оптимисты, а разве оптимизм не самая ценная наша черта?

Именно к такому выводу пришел профессор Дэвид Ландес. В своем труде по истории мировой экономики «Богатство и бедность народов» (The Wealth and Poverty of Nations) он называет оптимизм характерной чертой великих наций:

«В этом мире победа за оптимистами – не потому, что они всегда правы, а потому, что они мыслят позитивно. В этом залог успеха, достижений, цивилизации. Просвещенный, сознательный оптимизм всегда себя оправдывает».

И мы определенно им обладаем. В декабре 2008 года, согласно исследованию Harris Interactive и Financial Times, большинство респондентов во Франции (63 %), Италии (62 %), Испании (59 %), Великобритании (58 %) и Германии (52 %) считали экономическую ситуацию в своей стране плачевной. Среди американцев 54 % смотрели на нее с оптимизмом. На отдельный вопрос об экономическом положении своей страны нелестные отзывы дали 83 % французов, 74 % итальянцев, 70 % британцев и испанцев и 63 % немцев. А американцы? Пессимизм проявили лишь 52 %.

Компания Harris Interactive регулярно выясняет уровень общей удовлетворенности жизнью среди наших граждан. В октябре прошлого года 65 % опрошенных сказали, что своей жизнью весьма довольны. Несколькими годами ранее в совместном американо-европейском опросе довольных американцев оказалось 58 % – почти в два раза больше, чем европейцев.

Даже в самые тяжелые для нашей экономики дни, в середине 2009 года, мы держались стойко. В опросе ABC News и Washington Post у 75 % респондентов кто-то из близких друзей или родных попал под сокращение или снижение зарплаты, однако две трети по-прежнему с оптимизмом смотрели в грядущий год – то есть по сравнению с прошлогодним опросом показатели почти не изменились.

Вот еще два статистических подсчета, иллюстрирующих наши радужные настроения. Согласно недавнему исследованию, свыше 80 % из нас верят в чудеса. Американские читатели не увидят в этом ничего странного, а вот читатели немецкого и французского переводов этой книги сильно удивятся. В Германии в чудеса верят лишь 39 %, а во Франции – 37 %. Гораздо больше они склонны верить не в то, что завтра будет новый день, а в то, что закончился сегодняшний.

Мы верим в чудеса на этом – и на том свете. В жизнь после смерти верят все те же 80 % американцев – и лишь половина французов. Ничего удивительного, если вспомнить, что классическое произведение французской литературы – «Кандид» (полное название – «Кандид, или Оптимизм») Вольтера представляет собой безжалостные нападки на оптимизм. Хотя именно благодаря этой книге вошло в наш язык само это слово «оптимизм» – сразу после Войны за независимость.

Теперь ясно, насколько молодо понятие оптимизма – ему еще не исполнилось и 300 лет.

Откуда же берется в нас эта радужная уверенность? Может, исторический экскурс даст ответ?

Наши предки прибывали на эту землю с одной крохотной заплечной котомкой и горсткой монет, чтобы прокормиться и оплатить крышу над головой первые несколько месяцев, а потом за несколько десятилетий выстроили империю с заводами и фабриками, преумножающими обильные ресурсы страны. Именно это изобилие, как считает историк Дэвид Поттер, и заложило основы нашего характера и менталитета. Свой труд по исследованию американского характера он так и назвал: «Страна изобилия» (People of Plenty).

Мы стали величайшими оптимистами на планете – видимо, в каждом из нас живет Джей Гэтсби. К концу написанного Фицджеральдом великого американского романа мы узнаем, что этот миллионер с полным шкафом сорочек из египетского хлопка всех цветов радуги, живущий в огромном поместье с видом на пролив Лонг-Айленд, на самом деле Джимми Гетц, сын бедного фермера из Миннесоты. Мы узнаем, что он вставал каждый день в 6 утра, с 6.15 до 6.30 делал зарядку, потом с 7.15 до 8.15 учился, работал по восемь часов, а с 5 до 9 вечера упражнялся в «ораторском искусстве и осанке, развитии фантазии и обдумывании изобретений».

После Второй мировой миллионы американцев обеспечили популярность мюзиклу, а впоследствии и фильму «Тихоокеанская история». Его арии – особенно две из них – яркое воплощение американского оптимизма. Вот одна из них, которую вполне можно было бы назвать «Сила позитивного мышления». В действительности же она называется Happy Talk («Радостные разговоры»). Вот как она звучит: «Говори, говори о том, что тебе нравится, о том, чего ты хотел бы. У человека должна быть мечта. Если у тебя нет мечты, как же она исполнится?»

Если мы еще не до конца прониклись безграничным оптимизмом этого мюзикла, действие в котором к тому же происходит во время войны, то вот еще один хит оттуда же:

«Я сказал бы, что жизнь – как зыбучий песок,

Чтоб смотреться немного умнее.

Но я насмерть стою

За надежду свою

И расстаться не думаю с нею!»

Ария называется «Неистребимый оптимист», и с тех пор наш неистребимый оптимизм только возрос. Мы пережили убийства двух Кеннеди и Мартина Лютера Кинга, бесславную Вьетнамскую войну, импичмент президента, гибель башен-близнецов, усугубившую тогдашний экономический кризис. Однако через два года после теракта Рики Джервейс, пристально посмотрев на Америку, измерил ее пульс и заявил, что сердце бьется уверенно.

Наш оптимизм неистребим.

Расточительность у нас в крови?

После всего вышеизложенного возникает интересный вопрос: недавний экономический кризис – это просто часть неизбежного цикла и всему виной алчность финансовых компаний? Или в кризисе виноваты мы сами?

Вот по крайней мере два фактора, которые поставили нас на грань экономической депрессии: банки предлагали кредиты неплатежеспособным, а люди брали кредиты, которые не могли выплатить. Неужели обе стороны сознательно шли на заведомо провальную сделку?

Нет, конечно. С чего бы им настраиваться на провал? Мы – как работники финансовой компании, так и люди, приходящие оформлять ипотеку, – верим в прекрасное завтра. Да, сейчас дела идут неважно, компании закрываются, кругом сокращения, лимит на кредитной карте превышен… Но это сегодня, а завтра будет новый день. Поэтому одни оптимисты предлагают кредиты, а другие оптимисты их берут.

В связи с этим еще один вопрос: о чем это свидетельствует? О нашей слабости? Или о том, что перебор – это всегда плохо и даже в оптимизме перегибать палку не стоит?