Анна не стала обращать внимание на крики Аполлинарии и невозмутимо продолжила:

– Думаю, что Шурик у нас тоже за окном. Насколько я понимаю, в квартире его нет? – Она обвела взглядом сидевших за столом. – Выйти некуда. Можно, конечно, на лестнице поискать, но было бы слышно, если бы кто-то открывал входную дверь. Лайма плавает в воде, зацепившись за провода. У Шурика не было длинных волос, то есть цепляться нечем, и его к этому времени течением уже могло вообще отнести за несколько километров. Кому еще было нужно избавляться от Шурика? Мы все его увидели первый раз в жизни. А тебе он тоже мог чем-то не угодить. И ты воспользовалась возможностью. Лебединский? Вот тут не знаю. – Она посмотрела на Сашу. Тот пожал плечами. – Но с ним ты тоже могла не поделить какие-то деньги. Может, какой-то бизнесмен, которого ты захотела заполучить в спонсоры, оказался представителем сексуальных меньшинств и вложился в Лебединского, а не в тебя. А потом ты избавилась от Толика. Может, он не захотел больше никого убивать. Может, ты ему просто надоела. Может, ему надоели твои выходки. Твое издевательство над ним. Твои капризы, скандалы, истерики. Любое терпение имеет предел. Толик любил тебя и все терпел много лет, но у него наконец наступило прозрение. Он высказал тебе все, что накипело. А ты не смогла это переварить.

– Я…

– Анна права, – заявил астролог Петр Годунов. – Мы все впервые увидели Шурика. И никому из нас он ничего плохого не сделал, как, впрочем, и ничего хорошего. С Лаймой реально могла пересекаться только ты. Диана, не подскажешь где?

Чернокожая красотка пожала плечами.

– Лайма могла увести у Аполлинарии какого-то мужика, – вставил писатель-фантаст. – И даже не помнить об этом. Или быть любовницей мужика, на которого имела виды Аполлинария. Я могу сказать однозначно, что Толик не был убийцей. Он был вором. Но он никогда никого не убивал. В их мире, насколько я знаю, есть строгие разграничения. Конечно, всегда были и будут отморозки, но наш Толик никогда отморозком не был. Он был хорошим человеком, безнадежно влюбленным в Аполлинарию. Пожалуй, это был его единственный недостаток. На убийство он мог пойти только ради любимой женщины. Чтобы ее защитить.

– К чему ты клонишь, я не понял? – уточнил хозяин дома.

– Он клонит к тому, что убивали или сама Аполлинария, или Толик – по просьбе Аполлинарии, а она потом от него избавилась. У других не было мотивов, – пояснила Римма.

Алекс Мерлин кивнул.

– У меня тоже не было мотивов! – заорала Аполлинария. – Я лишилась единственного мужчины, который меня любил, и Шурика, который мне в последнее время очень помогал. У меня были большие планы на него! Мне невыгодно от Шурика избавляться! Я теперь не представляю, кто будет писать все эти рекламные материалы! Чуть ли не все статьи про меня писал он! Это было выгоднее и надежнее, чем нанимать журналистов!

– Значит, все статьи о тебе, которые в последнее время публиковались в газетах и журналах, были написаны Шуриком?! – уточнила Анна.

– Да! – заорала Аполлинария. – И он к тому же любовником был прекрасным. Зачем мне его убивать?! Это кто-то из вас хочет меня подставить! Кто-то из вас меня ненавидит и убивает близких мне людей!

Внезапно она резко повернулась к Анне.

– И я знаю, кто.

– Анна не могла убить Шурика и Анатолия, потому что всю ночь находилась рядом со мной, – твердо заявил Коля.

– Ты скажешь все, что угодно, чтобы только ее выгородить! Она тебе платит, поэтому ты…

– Полегче на поворотах, – сказал Коля таким жестким тоном, что Аполлинария заткнулась.

– У Анны на самом деле нет мотивов, – заметила Римма. – А Шурик мог о тебе узнать что-то, что ты не хочешь делать достоянием общественности. Он мог тебя шантажировать. Володька отказался давать тебе деньги. Толик тоже много знал, очень много, и его терпение могло лопнуть. Анна права. И Алексей прав. Трудно сказать, что тебе еще могло прийти в голову и на что ты хотела подписать Толика. А он не захотел это делать – и ты от него избавилась. Про Лебединского не знаю. Но у кого из собравшихся могли быть с ним трения? А ты, дорогая, как я помню, очень интересовалась нашим «подпольным» аквариумом. Я сама тебе показывала, как крышка открывается, как я рыбок кормлю. Что ты имела против Лаймы, я не знаю. Да, признаю: я очень рада от нее избавиться, но не я ее из окна выбросила. Я вообще после заселения этих двух дылд в той комнате ни разу не была.

– Это так, – вставил хозяин дома.

Диана кивнула.

– Получается, что всех убила ты, – продолжила Римма. – И пика лежала в твоей сумочке.

– Это ты ее подбросила!

– У нас другая пика – с деревянной ручкой. И ты ее видела. И зачем мне убивать Шурика? Толю? Владимира? Лебединского? Согласна, что у меня имелся мотив убить Лайму. Признаю, как я уже сказала. Но остальных-то? Я ничего против них не имела. Мне вообще не горячо и не холодно от того, есть они или нет.

«Ты просто предпочла бы их никогда в жизни не видеть, – сказала я про себя. – Ты ожидала проблем от встречи одноклассников мужа и получила их».

Но у Риммы в самом деле не было повода их убивать. Мало ли кто кого не хочет видеть…

– Может, у тебя крыша поехала в связи с известной перестройкой женского организма? – невозмутимо заметила Анна.

– Так тогда и у тебя должна поехать! Ты в том же возрасте, что и я!

– Не факт. У всех по-разному. К тому же я родила всего за несколько лет до того, как ты стала бабушкой, а поздние роды, как говорят, способствуют продлению бабьего века. Рожать поздно полезно – конечно, если здоровье позволяет. Кровь обновляется, опять же организм мобилизуется, и моральный подъем ощущаешь. Да если бы жизнь можно было начать заново, я не хотела бы родить рано. Ребенок в более позднем возрасте воспринимается совсем по-другому. Я рожала, когда уже была готова к материнству. Я хотела ребенка. А ты родила, потому что не успела вовремя аборт сделать. И дочерью своей ты никогда не занималась. Шлялась по гастролям и мужикам.

– А ты занимаешься?!

– Да, – твердо сказала Анна. – И мой муж занимается. Я вечером и в выходные дома. Я все свободное время провожу с ребенком.

– А он как же? – Аполлинария кивнула на Колю.

– А он не мешает моему каждодневному общению с ребенком. И вообще чья бы корова мычала!

Аполлинария схватилась за очередную чашку.

– Оставь в покое мою посуду! – заорала Римма. – Со своей приходи, если хочешь ею бросаться!

Аполлинария на самом деле поставила чашку на место, но выскочила из-за стола и кинулась на Анну. Та в долгу не осталась. Вскоре две дамы уже катались по полу с дикими воплями. Многие из слов, произносимых певицей и бизнес-леди, я слышала впервые в жизни. А какие у них получались комбинации… Мужчины не вмешивались. Андрей Павлович невозмутимо предложил оставшимся за столом выпить коньячку.