Поняв, что такой союз грозит безопасности молодых царей, Софья сама нашла средство предупредить событие, последствия которого могли оказаться пагубными для Российского государства. Она справедливо рассудила, что честолюбие Хованского гораздо опаснее для её власти, нежели все те люди, которые были им убиты, и потому первая решила отделаться от него и наказать его за все те злодейства, большая часть которых совершилась с её согласия.

В Московии есть обычай торжественно праздновать именины в царском семействе. Принц или принцесса, чьи бывают именины, приглашают вельмож на пир и приветствуются знатнейшим дворянством. Двор назначил праздновать день св. Екатерины — день ангела принцессы, предназначенной Хованским сыну своему, — в Троицком монастыре, и Софья пригласила на праздник всех бояр, но особенно просила она приехать Хованского, продолжавшего свирепствовать в Москве[112]. Делая вид, что одобряет его бесчинства, она приняла между тем меры, чтобы избавиться и от этого претендента на престол.

Боярин князь В.В. Голицын, о котором будем еще иметь случай говорить, посоветовал действовать, не теряя времени, и действительно, 200 конных воинов, находившихся в засаде, на Троицкой дороге, схватили Хованского, свели его в ближайший дом, прочли ему и сыну его смертный приговор и отрубили им головы[113].

Стрельцы были поражены известием о смерти их начальника как будто громовым ударом, но едва прошло первое изумление, как они пришли в величайшую ярость, вопия, что они потеряли отца своего и хотят страшно отомстить за него губителям, кто бы они ни были. Они захватили арсенал и военные снаряды и грозили всеобщим разрушением[114].

Двор, извещенный об опасности, грозившей государству, призвал все другие войска, всегда ненавидевшие стрельцов, и приказал немецким офицерам, бывшим в полках в большом количестве, без замедления явиться в Троицкую обитель[115]. Все они повиновались приказу, оставив в Москве своих жен и детей, и никого из них не остановило опасение, что стрельцы могут на их семействах сорвать свою злобу за повиновение их царям. Такого рода опасения были бы и небезосновательны.

Немцы обитали в предместье Москвы, называемом Кокуй[116], и стрельцы решили было направиться туда с целью сокрушить всё и вся. Но благоразумнейшие из стрельцов уговорили остальных, представляя им, что мужья и отцы будут мстить за жен и детей своих, когда придут с царскими войсками, и что тогда нельзя уже будет ожидать никакой пощады и найти средства к примирению.

Приняв все это в соображение, стрельцы, боясь последствий, решились пощадить предместье и, оказавшись без начальника, стали искать средства к примирению, на что двор охотно согласился, ибо, сказать правду, он только этого и желал[117].

Дело кончилось умерщвлением нескольких стрелецких полковников и офицеров и посылкой ко двору старшин с просьбой о прощении[118]. Они получили его без больших затруднений, и вскоре потом цари прибыли в Москву с дворянами и иностранными офицерами.

Стрельцы встретили царей, кланяясь в землю и моля о помиловании. Цари сделали знак рукою, что все ими позабыто, и раскаявшиеся бунтовщики проводили своих государей во дворец со слезами радости, видя их возвратившимися в столицу весьма милостивыми[119].

В тот же день князь Василий Васильевич (Голицын) был возведен в звание великого канцлера и временщика, или временного государственного министра, т.е. правителя государства на известное время[120].

Этот князь Голицын, бесспорно, один из искуснейших людей, какие когда-либо были в Московии, которую он хотел поднять до уровня остальных держав. Он хорошо говорит на латыни и весьма любит беседу с иностранцами, не заставляя их пить, да и сам он не пьет водки, а находит удовольствие только в беседе.

Не уважая знатных людей по причине их невежества[121], он чтит только достоинства и осыпает милостями лишь тех, кого считает заслуживающими их и преданными себе.