Канцлер начал свое управление строгим следствием над виновными стрельцами, казнил главных зачинщиков бунта и сослал других[122]. Из этих сосланных были составлены четыре полка и посланы: один в Белгород, находящийся на границе с Татарией, другой в Симбирск на Волге, в царстве Казанском, третий в Курск, в Украину, а четвертый в Севск, находящийся в той же самой области.

Окончив это важное дело, князь Голицын взял себе места, которые оказались свободными вследствие гибели многих во время смут, и между прочим, место начальника Иноземного приказа[123], т.е. управления войсками, устроенными на иностранный манер, как-то: солдатами, кавалерийскими и драгунскими полками[124]. Управление это всегда находилось у боярина-сенатора приказа Белорусского или управления Белой Россией, в котором обыкновенно решались дела казаков и Украины[125].

Далее он назначил Шакловитого главным судьей над стрельцами; последний достиг такого небывалого счастья, будучи простым дьяком; в настоящее время он окольничий — звание, ближайшее к боярину-сенатору[126].

Своему двоюродному брату князь Голицын отдал приказ Казанский, или управление дел по Казани, Астрахани и Черкасии[127], а думному дьяку Емельяну Украинцеву — Малороссийский приказ, или управление городов, расположенных по Дону[128]. Казну или царскую сокровищницу он отдал окольничему Толочанову, начальнику Дворцового приказа, т.е. палаты коронных доходов[129].

Одним словом, все управления, бывшие до сих пор в руках у бояр-сенаторов, которые в состоянии были препятствовать временщику или временному первому министру, как они говорят, в его предприятиях, были заменены людьми простыми, так как князь Голицын желал иметь подчиненных, а не товарищей[130].

Такое самовластие возбудило против Голицына великую ненависть знатных людей, когда они увидели себя лишенными преимуществ и принужденными раболепствовать перед ним, чего не бывало при его предшественниках[131]. Но они ничего не могли ему сделать, и Голицын повелевал всем государством, так, как ему казалось лучше и выгоднее.

Он заключил мир с Швецией, посланники которой, находясь тогда в Москве, были удовлетворены во всех своих требованиях[132]. Через несколько лет по заключении договора с Швецией, Империя и Польша начали войну против Турции[133]. Первые хотели увлечь в союз с ними москвитян, но посольство ничего не могло успеть[134].

Польша воспользовалась этим случаем для того, чтобы предложить полный мир и склонить москвитян на свою сторону[135]. Для этого было послано в Москву посольство, в которое вошли три коронных и три литовских чиновника; со стороны коронной — палатин познанский Гримультовский и графы Приимский и Потоцкий, со стороны литовской — великий канцлер и его племянник Огинские и граф Сапега[136]; последний остался в Польше за смертью брата, а пятеро товарищей его благополучно прибыли в Москву.