– О! – воскликнул он. – О-о-о!

И расплакался. Но тут же почувствовал, как внутри вздымается волна неистовой ярости, и, в точности как сын, вскричал:

– Наше!

– Смотри, папа! – подхватил мышонок, заметив жестяную тюлениху, которую Квак тем временем передвинул на видное место. – Слониха, тюлениха и наш дом! Видишь, ничего невозможного в этом не было! Все нашлись!

– И враг, который ждёт нас в конце, – добавил отец, разглядывая Крысьего Хвата на вершине чёрной башни. И надолго умолк. Взгляд его устремился сквозь пелену сгущающихся сумерек туда, где рядом с кукольным домом одиноко стояла слониха. Дорога и впрямь оказалась дальняя и очень тяжёлая, но мышонок-отец сознавал, что в конце её нашёл именно то, что хотел. – Теперь нам придётся сражаться за свою территорию, – наконец вымолвил он.

– Ничего не понимаю! – вмешалась тюлениха. – Ну да, у зимородков есть своя территория, и у всяких зверей. Но у игрушек?!

– Мы больше не игрушки, – возразил отец. – Игрушки существуют для того, чтобы ими играли, а мы – нет. Мы вынесли всё, что напророчил Квак, – и прыжок, и полёт, и крушенье, и много чего ещё. И добрались до места, где всё, что рассеялось, будет собрано вновь.

– О чём это вы? – удивилась тюлениха.

– Будь моей дочерью! – воскликнул мышонок-отец.

– Будь моей сестрой! – воскликнул сын-мышонок. – Соглашайся! Тогда у нас будет семья.

Жестяная тюлениха, обвешанная крючками и растрёпанными перьями, сидела на ветке, глядя в темнеющее небо. Вся прошлая жизнь проносилась перед её мысленным взором: магазин игрушек и дом, в который она попала из магазина, дети, которые её сломали, свалка и Крысий Хват, странствия с «Последним карком моды» и блошиным цирком кролика, тихие вечера в норе у Выхухоля и трудовые будни в компании зимородка… Да, в общем и целом жизнь удалась… но как же всё-таки она устала скитаться в большом мире одна, без сородичей! И тут тюлениха решилась.

– Ладно, – сказала она. – Так тому и быть.

– Нет, ну сколько можно?! – встрепенулась выпь. – Я отбываю немедленно. Мне давно уже пора быть у себя на болоте. Никакого уединения!

Но вопреки себе она продолжала смотреть и слушать с любопытством – и даже не шелохнулась.

– А у вас есть план, как отвоевать территорию, на которую вы претендуете? – осведомился Квак у мышонка с отцом.

– Пока нет, – сознался отец.

– Я заставил ястреба выбросить нас тут, когда заметил, что вы летите следом, – объяснил Кваку мышонок. – Но я и представить не мог, что мы так скоро найдём кукольный дом и придётся вступить в схватку с Крысьим Хватом!

– И с другими крысами в доме и вокруг. Я их уже семь или восемь насчитала, – добавила выпь, прекратив делать вид, что ей пора домой, и с головой втянувшись в обсуждение. – И все часовые вооружены, как вы уже, наверно, заметили.

– И всё же кое-какие шансы есть, – возразил зимородок, – Если у тебя острый клюв, если ты быстро летаешь и можешь нанести точный удар…

– Сомнительно, – перебил его Квак. – Весьма и весьма сомнительно.

– Но ведь Крысий Хват – совсем один там, на башне, – гнул своё зимородок. – И копья у него нет. Что если я проскочу мимо охраны и покончу с ним прямо сейчас, одним махом?

– Тогда все остальные крысы просто передвинутся ступенькой выше, – возразил гадальщик, – и появится новый Крысий Хват.

– Вы совершенно правы, – поддержал его отец. – Задача ведь не в том, чтоб убить одну крысу или даже выиграть одну битву. Битву надо выиграть так, чтобы разгромить врага наголову. И чтобы впредь каждая крыса на свалке трепетала от одной мысли о нас, и чтоб никто никогда не посмел оспаривать наше право на этот дом. А иначе мы просто не удержим завоёванную территорию.

– А поскольку важнее всего для нас – застать врага врасплох, – добавил Квак, – мы не можем позволить себе ни единой ошибки с того самого мгновения, как раскроем карты.

– Вот именно, – подтвердил отец. – Застать врага вслоних. То есть врасплох, – поправился он.

Квак снова выглянул из-за листьев. Насколько он мог различить с тридцати футов, отделявших кукольный дом от дуба, крысы-часовые на площадке несли караул лениво и не по-военному, но всё же оставались начеку.

– А я вот всё думаю об этих копьях… – пробормотал он.

И тут же, словно отвечая на его невысказанный вопрос, один из часовых от нечего делать метнул копьё в ласточку, неторопливо скользившую сквозь сумрак над кукольным домом. Лёгкая добыча – вот только глазомер у крысы был никудышный: копьё лишь задело кончик крыла. Но стражник ничуть не огорчился: он смотрел на птицу с довольным видом и ждал, что будет. Ласточка резко взмыла выше, затрепыхалась и камнем рухнула вниз. А стражник взял с подставки другое копьё и вновь зашагал по кругу.

– Отравленные, – заключил Квак. – Этого-то я и боялся. Дружище Хват кое-чему научился у землероек.

– Что же нам теперь делать? – растерялся зимородок.

– Ждать, – ответил отец.

– Чего? – спросила выпь.

– Пока не знаю, – сказал отец, – но когда увижу – пойму. Что-то должно случиться. Будет какой-то знак, и тогда станет ясно, где у нас тут Икс. Мы с сыном прождали очень долго, но теперь, когда победа близка, можно и ещё чуть-чуть подождать.

Всё это время он, не отрываясь, смотрел на слониху; голос его обрёл небывалую силу.

– А почему вы так уверены, что победите? – спросила тюлениха.

– А мы уже отпроигрывали своё, – объяснил отец. – Исчерпали запас поражений.

Тьма сгустилась; рано взошедший молодой месяц прорезался на западе узеньким жёлтым серпом. По листьям дуба пробежал трепет, и с порывом капризного ночного ветерка донёсся слабый отзвук часов на городской башне, отсчитавших восемь ударов. Небо над свалкой, как обычно, озарилось тусклым багровым заревом; звуки ночи один за другим вплетались в общий гомон и гул. Карусель на задворках крысиного города наигрывала свой надтреснутый вальс. Игорные дома, палатки и дансинги ожили с шумом и громом, но тут же всем нестройным хором растворились в заунывном свистке и грохоте приближающегося товарняка. Сигнальный мостик над путями перемигнулся сам с собой: красный и зелёный огни обменялись местами. Луч прожектора, скользя по блестящим рельсам, выхватил из темноты крону дуба и кукольный дом с дозорной башней, где всё ещё расхаживал хозяин свалки. Грохот нарастал, поезд надвигался из тьмы, и вот уже вагон за вагоном с лязганьем потянулись мимо, сотрясая площадку с кукольным домом. Прогромыхав на стрелке, вагоны терялись из виду, но шум не умолкал, пока, наконец, не растаяли вдали жёлтые окна и красный фонарь последнего, служебного вагона. Сигнальный мостик перемигнулся снова, и поезд исчез в ночи. В перестук колёс, уже еле слышный, вплёлся стрекот сверчка, а потом стало совсем тихо, но миг спустя карусель заиграла опять, и дансинги воспрянули с новой силой, а из переулков и туннелей понеслись крики уличных торговцев и зазывал.