Алек. Он вскочил на лошадь и поднес руку к полям шляпы. «Нам придется много времени проводить вместе…» Он что, хочет называть ее Крессидой? Он не спросил позволения. А она не предложила, но только потому, что язык ей не повиновался. Как будет звучать ее имя в его устах? И как часто он будет называть ее по имени?

— Крессида, могу я поговорить с вами?

Она вздрогнула, повернулась и увидела Тома. Он стоял в холле позади нее и мял в руках кепку:

— Конечно, Том. О чем?

Он заглянул за ее плечо. Крессида еще слышала стук копыт, и в ее воображении возник образ майора Хейза. «Алек», — с трепетом напомнила она себе. Великолепно, как истинный кавалерист, уверенно сидящий в седле, он правил лошадью едва заметными касаниями пятки или колена; в его движениях чувствовалось спокойствие и благородство, твердость и властность.

— В последнее время он зачастил сюда, — буркнул Том.

— Э-э… — Крессида попробовала улыбнуться, чтобы скрыть свое замешательство. — Он намерен помочь нам отыскать папу. — Чтобы подкрепить свои слова, она показала дневник. — Посмотрите, что мы сегодня нашли.

Том уставился на пыльную, старую книжку. Его вечно красное лицо вдруг побледнело.

— Где вы это нашли? — спросил он ослабевшим голосом.

Крессида удивилась. Том явно видел ее раньше. Он знает что-то такое, о чем не сказал ей? — недоумевала она.

— В кабинете.

Том снова уставился на книжку с записями.

— И нашли еще что-нибудь?

— Да, — медленно сказала она. — Конторскую книгу. Майор Хейз забрал ее, чтобы проверить и попытаться найти что-нибудь полезное для нас.

— И вы позволили ему взять ее?

— А почему бы и нет?

Вместо ответа Том вздохнул и провел рукой по волосам.

— Что вы пытаетесь найти? — спросил он ее с беспокойством, граничащим с отчаянием.

— Правду. Я хочу знать, где наш отец и почему не возвращается домой.

Том опустил голову. Крессида в первый раз заметила небольшую плешь и седые пряди в рыжеватых волосах.

— В самом деле? А если она окажется некрасивой, даже отвратительной?

— Что вы хотите этим сказать? Разве не знать — лучше? Он не ответил.

— Я хочу знать, что случилось с моим отцом! — воскликнула она. — Вы вините меня за это?

Он снова вздохнул:

— Нет, я просто боюсь… Я боюсь, что правда может оказаться не такой утешительной, как вам бы хотелось.

— Вы знаете, что с ним случилось? — пораженная, спросила Крессида.

Том никогда не говорил, что надеется на возвращение их отца. Он всегда был готов помочь, сказать что-нибудь ободряющее почти по любому поводу, но только не по этому. Когда он предложил отправиться на поиски, они с Калли отказались, и больше он ни разу не возвращался к этой теме, будто его вполне устраивало, что его предложение отвергли. Но Том был рядом с их отцом очень долго, больше десяти лет. Если он не питал к их отцу особой симпатии, то почему он оставался с ним? Том покачал головой:

— Видит Бог, представления не имею. Я знаю не больше вашего, лишь то, что он поехал в Лондон к лорду Хейстингсу и собирался вернуться через две недели.

— А это вы видели раньше? — Она показала книжку с записями.

Том бросил на нее взгляд и тут же уставился в пол.

— Да, это дневник сержанта. Он вел его в течение многих лет.

Крессида открыла его и полистала. Почерк был мелким, но аккуратным — отец писал красиво и гордился этим. Но это явно был шифр, что очень странно для дневника.

— Вы знаете, шифр, которым он пользовался?

— Нет, — промямлил Том. — Он начал пользоваться шифром в Испании, прослышав о зашифрованных письмах французов. Ему тогда необыкновенно понравилась эта идея.

Крессида верила этому. При всей любви к отцу она знала, что он имел какую-то особую склонность к секретности, таинственности и загадочности. Когда она была маленькой, он, приезжая в отпуск, придумывал для нее и Калли всякие головоломки, обычно в них было зашифровано место, где он прятал мешочек с привезенными для них конфетами. Она только никогда не могла понять, как он ухитрялся спрятать конфеты, еще не добравшись до дома, но они всегда оказывались там, где указывала головоломка. Калли сердилась, головоломки ее раздражали, но Крессиде это было интересно. Ей нравилось приподнятое настроение, которое возникало каждый раз, когда удавалось решить задачу; ее радовал блеск в глазах отца, когда он говорил, что в ее хорошенькой головке прячутся хорошие мозги.

А сейчас ей предстояло решить самую трудную — и, возможно, самую важную — головоломку из тех, которые он задавал ей. У нее руки чесались — хотелось скорее начать работу, искать систему и ключи.

Но в реакции Тома, когда он увидел дневник, было что-то странное, будто он знал или подозревал, что в нем скрывались опасные секреты. Опасные для кого? И если Том знал об этом многие годы, то почему даже ни разу не намекнул на это?

— Том, — медленно проговорила она, водя пальцем по краю страницы, — вы хотите, чтобы наш отец возвратился домой?

— Я не хочу, чтобы вам с сестрой было плохо.

— Но ведь это не одно и то же?.. Или вы именно так считаете? — Она закрыла дневник и шагнула к нему. — Как его возвращение может навредить нам?

Он пожал плечами:

— Не знаю.

— Я понимаю, что он не святой, каким его считает бабушка. И подозреваю, что временами он вел себя… не совсем порядочно. Я не слепая. Но я хочу знать правду. Он мой отец.

Том снова взглянул на дневник в ее руке. В его лице было страдание.

— Я знаю, вы любите своего отца, и это делает вам честь. Но его дневник принесет вам одни неприятности. Поверьте мне, Крессида.

— Вы не хотите его больше увидеть, да? — спросила она, совершенно потрясенная услышанным.

После долгого молчания Том кивнул:

— Не хочу.

— Почему? Вы были с ним так долго! Вы могли бы уйти от нас в любой момент. Мы не можем платить вам за ту работу, которую вы делаете, и…

— Мне не нужны деньги, — выпалил он. — То есть ваши деньги. Не в этом дело. Неужели вы не заметили, что в отсутствие сержанта всем живется куда спокойнее?

Крессида приложила руку ко лбу и нервно заходила.

— Я знаю, знаю, Том! Но что я могу поделать? Он мой отец.

Она каждый день укоряла себя этими словами. Если бы не отсутствие денег, думала она эгоистично, они бы прекрасно жили без отца. Не было бы ссор по пустякам. С лица Калли исчезло бы испуганное выражение, которое каждый раз появлялось в его присутствии. Сейчас в доме царил мир. Крессида не могла отрицать, что это было лучше, чем бесконечные склоки, которые затевал отец, где бы он ни появлялся.