– Хотите? – вяло предложил он гостям.

– Нет.

Валерий пожал плечами и, прихватив бутылку, сел на место.

– Все началось весной. Кажется, в мае, – засовывая в рот пучок соленых кальмаров из дешевой, купленной в магазине по дороге в клуб пачки, ответил Коробицкий. – И тянется до сих пор.

– Почему вы сошлись?

– Да пес его знает. Была какая-то вечеринка, я поссорился с Анжелой. Тут Катька подвернулась. Крутилась рядом, крутилась… А потом мы с ней в одной кровати проснулись. Вот и понеслось.

– Значит, это она тебя соблазнила? – насмешливо глядя на зятя, спросила Гриппа.

– «Соблазнила» – сильно сказано. Но первый шаг точно сделала Катерина. Я бы ее не выбрал. К тому же она к богатеньким папикам липнуть предпочитает.

– И что ей от вас понадобилось? – задал следующий вопрос Артем.

– Не знаю. Наверное, хотела Анжеле досадить. Или Ирине Александровне. Но уж точно не из пылкой любви ко мне кинулась.

– Значит, сошлись на почве общих интересов? – уточнила Гриппа. – А именно ненависти к нашему семейству?

– Ты бы вообще помолчала в тряпочку! – огрызнулся уже проглотивший третью рюмку и окончательно утративший всякую выдержку Коробицкий. – Любовь, ненависть… Ты у нас, конечно, всех обожаешь. Сидишь, сытая коза, на отцовской шее, где уж тебе понять нас, простых смертных, которые из-за каждой копейки ломаются.

Последнее высказывание явно было пьяным бредом озлобленного, отчаявшегося человека. Но Агриппину оно почему-то задело за живое, и ее понесло. Совершенно глупо, неуместно, бессмысленно. Ибо, как известно всем, метать бисер перед свиньями – это…

– Да, я, может, и выросла, бед не ведая, зато хорошо знаю, что такое самоуважение! И в отличие от некоторых не превратилась в бесполезный придаток собственных родителей! Действительно, отец купил мне квартиру и машину. И даже каждый месяц деньги мне на карточку переводит. Но я предпочитаю жить на зарплату, если тебе знакомо такое слово, а не бегать с протянутой рукой по родственникам. Конечно, я мало зарабатываю, но это мои деньги, и мне за себя не стыдно!

– Ах, какие мы гордые… – кривляясь, передразнил ее Коробицкий. – Ты, деточка, наиграешься в самостоятельность и обратно к папочке прибежишь, а мне бежать некуда. Мне некому помочь.

– Да ты уже десять лет сидишь у отца на шее, он только и делает, что спонсирует твои провальные проекты! – зло ответила Агриппина. – Знаешь, не все могут быть удачливыми бизнесменами. Для этого, как это ни удивительно, тоже талант нужен, а не простое, безмозглое вкладывание чужих денег. Не способен быть бизнесменом, будь тем, кем можешь. Юристом, врачом, инженером, программистом. Какое-то образование у тебя же есть?

– Я филолог, – гордо вскинув голову, заявил Валерий. И тут же неприлично икнул.

– Вот и отправляйся в школу, обучай детишек грамоте. Или переводчиком устройся. Хватит уже побираться, как нищий на паперти.

– Зять Вольдемара Начинкина – учитель! – раскинув руки в стороны, пафосно произнес Коробицкий. – Нонсенс!

– А зять Вольдемара Начинкина – нищий прихлебатель, это лучше? – не сдержалась Агриппина. – Так тебе больше нравится? Чем ты сейчас занят? Сидишь, пьешь на чужой яхте и ждешь, когда кто-нибудь тебя вытащит из очередной ямы?

– К сожалению, не вытащит, – тяжело вздохнул Валерий. – Твой драгоценный папочка отказался мне помочь. Да еще и пригрозил, что Феликса наследства лишит, если еще раз к нему сунусь.

– Поэтому ты его убить хотел?

– Я? Убить?

Агриппине показалось, что с Коробицкого мигом весь хмель слетел.

– Ты спятила? Ты за кого меня принимаешь?

– За маленького злобного хорька, который ради собственного благополучия способен на все, – без запинки объявила Гриппа.

– Да, я злобный, маленький и еще очень трусливый хорек, – без всякого стеснения согласился Коробицкий и добавил со скабрезной улыбкой: – Только в то время, когда горгулью с крыши уронили, мы с Катькой в беседке развлекались.

– Что ж время так неудачно выбрали? – с отвращением глядя на зятя, спросила Гриппа.

– Наоборот, очень подходящее. Весь народ, в том числе Анжелка, на начавшееся действо пялился. Свидетелей можно было не опасаться, а я стресс снял. – Мужчина рассмеялся.

Агриппина посмотрела на Сокольского. Тот, вероятно, испытывал к Коробицкому схожие чувства. Во всяком случае, на его лице застыла маска отвращения.

– Вы знаете, что вашей жены не было возле террасы в момент происшествия? – задал свой вопрос развалившемуся на диване Валерию Артем.

– А где она была?

– Я у вас спрашиваю.

Коробицкий лишь пожал плечами.

– Свою тещу вы тоже не видели? А супругов Тиховлиз?

– Боже упаси! – фыркнул Валерий. – Эти упыри еще почище тещи будут.

– Почему упыри? – уточнил Артем. Сравнение показалось ему весьма точным. Было в этом семействе что-то такое.

– Да если они в тебя вцепятся, высосут до последней капли. Выжмут, как лимон, и шкурку выкинут. Пофистал и вляпался-то только по глупости и по жадности, – усмехнулся Валерий. – Был бы умный, жил бы в шоколаде.

– Откуда вы знаете о неприятностях Тиховлиза? – строго спросил Сокольский.

– От Катьки. Та жутко бесилась, что отец так подставился. Даже мне все выложила. Ну, когда мы в беседке стресс снимали.

– А где находился в тот момент ее отец?

– Намекаете, что это он или его женушка скульптурку с пьедестала сковырнули и на Дракулу, которого Вольдемар изображать должен был, пристроили? – Коробицкий задумался. – Хм, а ведь могли. И по отдельности, и вдвоем. Скорее последнее – один сворачивал, другой на шухере стоял. Эти все могут. Оба бесстрашные, когда дело до спасения собственной шкуры доходит.

– Так, значит, о местонахождении супругов Тиховлизов и Ирины Александровны вам неизвестно, – подвел черту Артем. – А как вы полагаете, мог быть у вашей тещи собственный мотив для убийства Вольдемара Сигизмундовича?

– Вы имеете в виду, не считая лютой ненависти? – ухмыльнулся Коробицкий.

С тех пор как беседа перешла с него, любимого, на прочих подозреваемых, он пить перестал, оживился и явно начал получать от беседы определенное удовольствие.

– С чего ты взял, что Ирина Александровна ненавидит моего отца? – удивилась Гриппа. – Они разошлись без скандала.

– Деточка, тебе-то откуда знать, со скандалом или без? Тебя же еще и на свете-то не было, – обернулся Коробицкий к Агриппине.

– А тебе?

– А мне оттуда, что в нашем семействе твоя мамаша и развод моей драгоценной тещи любимые темы беседы на всех сборищах. Кстати, если говорить об Ирине, то ей логичнее было бы сбросить горгулью на Елену, которую Анжеликина родительница ненавидит сильнее, чем бывшего мужа. Но, возможно, она метила в обоих? Представляете, какой был бы праздник для ее души – раз, и обоих нет! – развеселился Коробицкий.